— А ты пытался искать? Наверное, ты мог бы получить какую-нибудь работу?
Тим похолодел. Да, пожалуй, мог бы. Но какая пропасть разделяет его с его жизненным опытом и Гертруду! Да, в конце концов Дейзи была права!
— Разве что какую-нибудь, но я хочу заниматься живописью, — ответил Тим.
И сразу понял, что в этой гостиной, со стен которой на него глядели лица трудолюбивых евреев-пуритан, это был худший из ответов. Будто он просит Гертруду поддержать его, ведущего жизнь непрактичного себялюбца.
— Тогда ты можешь продавать свои картины? Зарабатывать этим?
— Нет. Или очень мало. Дело в том, что, пока напишешь, пока продашь…
— Но у тебя ведь есть готовые картины… я имею в виду, которые ты мог бы продать? Убеждена, художники иногда не желают продавать свои произведения, не желают расставаться с ними, мне это понятно.
— Кое-что у меня есть, — сказал Тим, — но не думаю, что много выручу за них. Я не очень модный художник.
Это был единственный способ оправдаться, но Гертруде такой ответ понравился.
— Я рада, что ты это сказал. Конечно, ты не должен стараться быть модным художником ради денег. Что сейчас пишешь?
Тим засомневался, стоит ли объяснять Гертруде ситуацию с кошками. Решил, что не стоит. И ответил полуправдой:
— В настоящий момент рисую людей, людей, которых вижу в парках и так далее… и животных… и…
— Рисование — это то же самое, что ежедневные упражнения для музыкантов, да?
— Да, почти то же, то же самое…
— Полагаю, ты рисуешь все время, пока готовишься к очередной большой картине?
— Мм… да…
— И что это будет?
— Я… еще не уверен…
— Но ты не хочешь прерывать работу и идти преподавать? Ты ведь уже преподавал, не так ли?
— Да, — терпеливо ответил Тим, — было такое, но я потерял это место. Все художественные школы страдают от нехватки средств и экономят в первую очередь на почасовиках. В настоящее время я не могу найти другой преподавательской работы, ищу постоянно, но таких, как я, претендентов много. Так что до сентября я безработный, поскольку не хочу браться за… ну…
— За что-то совсем неподходящее?
— Да. Но даже и такую работу сейчас трудно найти. Вообще любую. Скверные времена.
— Конечно, я понимаю, — проговорила Гертруда.
Он, думал про себя Тим, выставляет свои раны и упрекает ее в том, что она вроде Марии Антуанетты! Неудивительно, что она выглядит раздраженной. Он все сделал не так!
— Извините… — заговорил Тим.
— Но ты, наверное, можешь обратиться за пособием по безработице? — спросила Гертруда.
— Обращался, и уже получаю, — безнадежно ответил Тим. — Это, конечно, не бог весть сколько… но, как вы говорите… обращусь еще раз и получу больше… конечно, я могу отлично прожить… за роскошью не гонюсь… извините, что обеспокоил вас, право, это все ерунда.
— Тебе не приходится кого-то содержать? — спросила Гертруда.
Вопрос не вызвал у Тима затруднений.
— Нет-нет… никого… только себя… иждивенцев не имею.
— Прости, что спросила. Я так мало знаю о тебе.
— Пустяки…
— А эта работа в сентябре тоже на неполную неделю? Ты точно ее получишь или только возможно?
Тим не знал, что сказать. Он и сам не был уверен. Дейзи он убедил, что работа точно будет, чтобы подбодрить их обоих. Но в подобных обстоятельствах никогда не знаешь, чего ждать.
— Ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил он, — но надеюсь… то есть думаю…
— Какие-то сбережения у тебя есть?
— Нет… ну, почти нет… то есть… Нет.
— Значит, дела плохи.
— Да нет, не так уж плохи, правда, — сказал Тим. — Вполне можно жить, не знаю даже, на что я жалуюсь…
— А где ты живешь?
— У меня что-то вроде однокомнатной квартирки, в Чизуике, и обходится дешево.
— Извини, что так подробно расспрашиваю, — сказала Гертруда, — просто, уж если я собираюсь помочь тебе, то должна понять ситуацию, должна все видеть.
Перспектива столь безжалостного, беспристрастного разбора привела Тима в полное смятение. Не захочет ли Гертруда увидеть его жилище, взглянуть на картины? Ох, зачем, зачем, зачем он пришел!
— Подобные вопросы, — сказала Гертруда, — задал бы и Гай.
Справедливость ее замечания тронула Тима. Он возвратил фарфорового флейтиста на место. Поднял глаза от изящной, в коричневом чулке ноги Гертруды и встретился с устремленным на него озабоченным взглядом.
— Гай был безгранично добр ко мне. И мне очень его не хватает. Простите…
Он подумал, не стоит ли ему теперь признаться, что Гай одалживал ему деньги, но решил умолчать об этом.