Он подошел к окну. Гертруда в платье цвета кофе с молоком стояла на маленьком лужке среди крохотных голубых цветов, глядя на скалы, чьи обращенные к дому склоны были еще темны, хотя солнце, светившее из-за их спин, уже заливало долину.
Тим не стал звать ее. Он бросился вниз, едва не упав на ступеньках, и кратчайшим путем — наружу через арку гостиной, через террасу. Гертруда повернулась навстречу ему. Он пошел к ней, путаясь в траве цветущего луга, потом остановился, протягивая к ней руки.
— Гертруда…
— Да-да, все хорошо.
— Что хорошо, о чем ты?
— Это еще здесь.
— О боже!.. — сказал Тим. И потом: — Но что еще здесь, что ты имеешь в виду под этим?
Утро прошло в совещании. Это слово, «совещание», как нельзя лучше отражает необычайно напряженный, осторожный разговор, который произошел между ними под председательством Гертруды. По ее настоянию не было ни поцелуев, ни объятий, но от этого воздержания спокойствие их разговора было ничуть не менее вибрирующим. Они сидели не в самой гостиной, но друг против друга за столиком в тени сводчатого прохода. О завтраке и не вспоминали.
Они разговаривали, заглушая кажущейся ясностью слов молчаливый хаос невероятного страха. Обоим хотелось успокоить, подбодрить друг друга, сказать: «Все хорошо». В то же время оба были странно, почти стыдливо осторожны, мучительно рассчитывали время, не желая ни слишком торопиться, ни слишком медлить, ни сказать что-то обидное, или возмутительное, или бестактное, или неуместное. Их одолевали глубочайшие душевные сомнения: правильно ли они понимают мысли или желания друг друга. Моментами они запинались и не слышали другого, погружались в ужасное молчание, смятенно глядя через стол. Они должны были понять, что произошло, или пусть пока не понять до конца, не объяснить или уяснить, но просто сделать это возможным, оплетя его сетью обыкновенных слов. И они спорили, едва ли понимая, о чем спорят.
— Прекрасный был миг, когда ты вдруг появился из сумерек в тот, первый, день.
— Думаешь, он был пророческим? Но ведь ты приехала не для того, чтобы увидеть меня.
— И ты не хотел, чтобы я приезжала.
— Это было вечность назад. Мы пережили ночь. Перенесем ли день?
— Нам надо обдумать…
— Лучше не надо. Такого не могло бы случиться на Ибери-стрит.
— Не говори так.
— Представь, что я не взял бы тебя за руку.
— Ты признался, что не мог не сделать это.
— Но представь, что не взял бы.
— Но ты взял.
— Это оттого, что мы здесь.
— Вовсе необязательно оттого, что мы здесь.
— Потом у тебя наступит реакция, я стану тебе отвратителен, ты вдруг увидишь во мне…
— Нет…
— Ты еще в шоке, ты испытала потрясение. Люди в стрессовых ситуациях становятся сами не свои, им изменяет здравый смысл, может пригрезиться, что они влюблены. Под влиянием эмоций они строят иллюзии, совершают роковые ошибки.
— Там увидим.
— Я просто в ужасе.
Гертруда подалась к нему и легко похлопала по руке, как бы говоря: не увлекайся.
— Хорошо, — сказал Тим. Во рту у него стало сухо. — Там увидим. Но у меня такое чувство, что некий бог играет с нами в какую-то игру.
— Ты пытаешься превратить то, что произошло, во что-то другое.
— Но что произошло? Ты не говоришь…
— Тим, я не знаю, что сказать. Но я уверена…
— Извини, откуда в тебе эта готовность ко всему? Я лишь имею в виду, что это так ненадежно, так нереально. Всего этого могло не произойти. Ты еще можешь все перечеркнуть, просто сказав: давай больше не будем говорить об этом, и — прощай.
— Но я не говорю!
— Мне следует быть благодарным, я уже благодарен. Но, дорогая, мы — спим и проснемся. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Тим, перестань, не повторяйся.
— Удивительно! Только сейчас вспомнил.
— О чем?
— В тот день, когда ты купалась в озерце, — кажется, сто лет прошло, — я уснул, сам не знаю как, и мне снился сон, который, проснувшись, не мог вспомнить; так вот, мне снилось, что я обнимаю тебя. Это доказательство.
— Доказательство чего?
— Что здесь, в этом месте, в этом пейзаже что-то есть. Мы с тобой околдованы. Но когда уедем отсюда, чары спадут. Ты увидишь, что я дурак с ослиными ушами.[96] Гертруда, ты обманываешь себя, ты не можешь любить меня, я необразован, неумен, никудышный художник, лысею вот…
96