— Можно. Но тогда не успеете всё посмотреть. Вы же хотели пройтись по главной улице? Знаменитейший проспект, весь мир про него знает!
— А завтра что у нас?
— Завтра вам дадут большой автобус. Катайтесь потом, сколько надо, можете вообще из него не вылезать. А сейчас нам нельзя терять драгоценного времени! Прибавьте шагу, синьори, скоро темнеть начнёт!
— А Сан-Пьетробурго ди ноттэ?
— Это не так интересно, днём город красивее…
Про «ди ноттэ», или про «бай найт», вообще разговора не было, он им ничего такого не обещал.
В центре Площади Искусств, на фоне сразу двух музеев, стоит Пушкин, широким жестом приглашая зайти в Малый Оперный. Вечером усталому путнику одна дорога — в театр. Но Юре виднее, куда вести усталых путников именно сейчас — ведь театральные билеты куплены на завтра. Пушкин гидом не работал, а посему не очень-то въезжает в ситуацию.
Дав итальянцам полминуты на общение с известнейшим поэтом, Юра украдкой пнул ногой Марио. Тот подскочил, изрыгнув дежурную фразу:
— Синьори, кафэ! Чокколата! Тутто гратуито!
Два жестоких фюрера, обняв друг друга за талию и совершенно не оглядываясь, помчались к заветной двери. Солдатам ничего не оставалось как, сунув фотоаппараты в сумки, бежать за ними.
В «Онегине» духота, тесно, но весело. Месиво из иностранных групп, притянутых сюда расторопными гидами, ведёт себя, как племя папуасов: лихорадочно примеряются дешёвые побрякушки, листаются и несутся на кассу книги, а в адрес гидов сыплются комплименты, мол, дикое спасибо, что привёли в такую красоту. Завтра, в уличных киосках, они увидят то же самое, но за треть цены. Но завтра.
Сдав группу Марио и попрощавшись с итальянским другом «до следующего раза», Юра шмыгнул по крохотной лесенке вниз, но выйти не сразу получилось — в дверях он столкнулся с рыжей путаной по кличке «Лёля без юбки». Та прикатила на зелёном, как её глаза, джипе и припарковалась прямо у «Онегина».
— Где Марио? — прошипела она.
— С группой, где ж ещё! — тихо отпарировал Юра. — Только, слышь, ты меня не видела, ладно?
— А кто с ними завтра?
— Глебушка…
— Какой?
— Спиридонов!
— Хорошо, не видела — так не видела!..
Лёлька метнулась к любовнику на дикой скорости. Будто боялась, что он испарится. Она вообще была спортивная девушка, регулярно дралась с другими путанами у «Прибалтийской». Бедный Марио. Плакали его денежки! Итальянская mamma так и не увидит левую добычу. Лёлька — агентесса невидимой питерской таможни, управляемой подземными силами.
Определив в новый кожаный лопатник дневную выручку — триста баксов и три тысячи рублей, Юра заметал следы. Ура! Не пойман — не вор. Завтра Глеб, его наивный собрат по цеху, взорвётся, узнав, что клиентов уже «обули», но плакаться коллегам вряд ли побежит — сам виноват.
Глава 2 Фильм о дворнике-подвижнике
В девять вечера центр не бывает безлюдным. Юра Лялин, потомок князей Люлиных, вышел из «Онегина», пересёк площадь Искусств и очутился на Невском проспекте. В беспорядочно движущейся толпе. Куда податься? Домой, в коммуналку, пока неохота.
О существовании трёх комнат в питерской коммуналке Юра ни разу не намекнул жене-москвичке. И хорошо сделал! Теперь, после развода, было где голову приклонить.
Да, в недавнем прошлом князь Люлин был женат на Москве. Неудачно. За удачей пришлось возвращаться в Питер — к Ляле.
Так куда податься, пока ещё не ночь? В кино?
Помчался к кассам, взял билет на последний сеанс. Он собирался в третий раз смотреть один и тот же фильм. Ради получения тайных знаний. О городе своего детства, юности и… любви.
С блокбастером «Питер FM» выходила страшная непонятка: город спрятал все памятники. Зачем? Ни Петропавловки тебе, ни Медного всадника, ни Эрмитажа — даже мельком.
Если убраны все памятники, значит кто-то заставляет нас о них забыть. Забыть о памятниках в Питере невозможно, они ведь на каждом шагу.
По экрану снова побежала девочка в ушанке. Ушанка серенькая, ситцевая, без меха. «Надо Харитонычу на лето посоветовать, чтобы лысину зря не парил», — подумал Юра. Его сосед по коммуналке, беспробудный пьяница, выходил на общую кухню в серой кроличьей ушанке типа «дохлый заяц», в семейных трусах и в китайских кедах на босу ногу.
Сюжет у картины прикольный: некий дворник из числа приезжих, по образованию архитектор, находит чужую мобилку, и у него от этого едет крыша. Даже от загранкомандировки отказывается! Такой сюжет в наше трудное время «конфетка», прямо проникаешься верой в человечество.
A вот Юре c верой в человечество не всегда везло. Заглянув как-то раз в комиссионку рядом с площадью Восстания, он наблюдал картину, несовместимую с фильмом: одна возлюбленная пара — он с «Клинским», а у неё зубки через один! — сдавала несколько потрёпаных чехольчиков от телефонов. Видать, со всей семьи собрали: два маминых, два папиных, четыре бабушкиных и четыре дедушкиных. Паспортов у влюблённых не было, да приёмщик и не требовал. Накой паспорта, чай не в ЗАГСе. Больше того, у приёмщика был запуганный вид. Что хочешь, то и думай!
А в картине благородный дворник весь извёлся, мечется, заламывает руки: «Пока Маше мобилку не отдам, на Германию не подпишусь, и не упрашивайте!»
Маше-растеряше пока не до него: бежит без передышки вдоль шикарных особняков, будто заводная, теряя на бегу мобилки, туфельки. Как Золушка! Питерские Золушки теряют туфельки не во дворцах, а во дворах, в чумазых дворах-колодцах, и убегают не от принцев, а от алкашей. Потом прячутся в квартирах, в роскошных. У Маши пентхаус!
У дворника тоже пентхаус, но попроще. Зато с более широкой панорамой из окна. Хотя, ракурс не особо интересный: сплошные задники особняков.
Чего-чего, а особняков с пентхаусами в фильме пруд пруди. Не видно только памятников. Нет, один, всё же, есть! Один-единственный. Бюстик лётчика Чкалова, у станции метро с его же именем.
О Чкалове мало кто не слышал. Немецкие военные пилоты носили его карточку как талисман. «Это не ваш лётчик! Он просто великий лётчик!»
Однажды Чкалова чуть не выбрали в депутаты советского парламента. Но Сталин оказался против: такой герой мог запросто сделаться вторым отцом народов, и Ленинград пришлось бы срочно переименовывать в Чкалов-город.
Шутки шутками, но если памятник один, то Маше с дворником именно под ним надо встречаться, ибо все влюблённые встречаются под памятниками. Бюстик неказистый, так ведь и дворничек не граф! С третьей попытки Юра вдруг понял, что дело вовсе не в лётчике, а в размере. Памятничек маленький, потому и подошёл.
Если вперемешку с шикарными особняками показывать знаменитые на весь мир величественные монументы, то всё внимание опять на памятники ляжет, и приманка не сработает в полную силу. Зрители, в очередной раз приехав в Санкт-Петербург, помчатся на мосты и конные фигуры глазеть, хотя уже и видели по сто раз. Потом уедут. А кто в пентхаусы селиться будет?!
Не картина, а риэлторская агитка, решил Юра, наконец, смекнув, почему нет ни Эрмитажа, ни Петропавловки. Памятники любой фильм украсят, но в данном случае отвлекут от главной мысли: в Петербурге всем живётся супер, особенно приезжим дворникам-интеллектуалам. И лишь непонятная тяга к Германии, в частности, к немецкой архитектуре, может заставить дворников бросить мётлы и рвануть вон из города, навстречу ещё более светлому будущему…
Тем, кто не захочет покидать город на Неве, клёво будет поселиться в самом центре, скажем, на Фонтанке. Или же на Невском. Тут любым гостям рады, любым.
Так что не стесняйтесь, приезжайте! Приезжайте из Нижнего Новгорода, как главный герой, да хоть из Нижнего Тагила, какая разница. Здесь вам навстречу выйдут румяные дворники, прямо из пентхаусов, а если вы им глянетесь, так и в Германию в командировку пошлют — вместо себя.
Кто ещё не пожил в княжеском особняке, в «доме усатой графини» или в мистическом «Раскольникофф-хаус», кто не окунался с головой в достоевско-пушкинскую экзотику, дуйте скорей сюда, пока места не кончились!