Выбрать главу

Глава 7

Так и рухнуло все — в одночасье. Пал Палыч уж давно ощущал, что ночная супруга его дышит алкогольным выхлопом, но списывал все на сердечные капли — жаловалась Маша часто, а он, по сердечности своей, все к врачу ее направлял — ну как же, молодая, едва за тридцать перешла, а опухшая, бледненькая, и вся- то какая — то потерянная, а то, наоборот — веселая. То в уголочке сядет, и говорит, — Пашенька, сердце щемит, не могу прям. А он, делами замороченный, погладит ее по голове, сам капелек накапает, поднесет в рюмочке. Да в той же, из которой она полчаса назад водку пила. Он и с работы ей сам насоветовал уйти, денег хватало. Хватало. А потом — перестало хватать. Не переизбрали его. Все припомнили. И приговоры мягкие, тут уж и прокурор свое слово сказал, а потом еще и Машу добавили — мол, чуть не сговор был — он ее на условный срок, а сам женился, да еще на ком? Тогда с транспортными судами очень строго было — а он наперекор пошел.

— Ну, списали подчистую, — сказал он, придя домой, шляпу на рогульки вешалки сбросил, портфель в угол, и прошел, не снимая ботинок — в парадную, с эркером, залу, сел за огромный овальный стол на страшных ногах с грифонами, попросил водки. Маша тут же забегала: — Паша, откуда? — Мол, отродясь, кроме вина «Кокур» ничего дома не было, где взять?

Вздохнул, в кабинет пошел, Маша из-за плеча подглядывала — а у него! Ох! В секретаре потайной шкафчик — он ключик повернул, а там — Маша зажмурилась — чего хочешь! Коньяки-ликеры, наливки, водка — за всю жизнь не выпить.

— Тебе, — сказал, — не предлагаю, ты насчет этого сама знаешь, слаба. Тебе, вон — и коробку конфет вытащил, будто не знал, что Маша сладкого не любила. Сели они, Инга Львовна тут как раз с вечернего променада приковыляла, ну, ей для здоровья коньячку, понятно. А Мона Ли, приоткрыв дверь детской, вышла, нянча на руках куклу, прижалась к материной ноге, постояла, помолчала, спросила конфетку, фольгу развернула, соорудила для куклы ловкий бантик — и ушла.

— Мама, как жить, не знаю, всю жизнь суду отдал, сколько судей толковых выучил, а никто даже слова не сказал в защиту.

— Ах, Павлик, — Инга Львовна еще рюмочку пригубила, — будто бы не знаешь, как люди неблагодарны! Не переживай, проживем. Туго будет, так дом мой продадим, не из таких переделок выходили. Главное — здоровье. — Они опять выпили, прямо назло Маше. У нее аж глаза заслезились. Тут уж и вечер настал — окончательный, Пал Палыч мамашу под руку — проводить до дому, Маша еще им вдогонку весело:

— Вы оба выпивши, до дому дойдете? — И все. И больше Паша — Машу — не видел. Домой вернулся скоро, туда ползком, назад — бегом, хотел сказать Маше, что теперь придется немного скромнее жить, и в Ялту, вот — не выйдет. В дверь позвонил — тихо. Ключ в замок, а дверь сама открылась.

Глава 8

Все эти годы червячок-то ворочался, что скрывать? Думал Пал Палыч — а не потянет ли Машу — назад, на вольную жизнь, на шальные деньги, на приключения? Все надеялся, что не потянет, ведь он окружил ее ласковой заботой, да и опять же — дочка, куда же она Мону — за собой? Заныло в сердце. Где Мона Ли? Неужели… Пал Палыч пробежал через коридор, дверь открыл в детскую — и замер на пороге, выдохнув. Мона Ли сидела на детском стульчике, расписанном цветами да птицами, и рассказывала кукле сказку.

— Мона, — прошептал Пал Палыч, — деточка моя, ты уже кашку съела?

— Нет, покачала Мона Ли головкой, — Моне никто кашу не дал. И молока не дали. Мону забыли? — к привычке говорить о себе в третьем лице Пал Палыч уже привык.

— Иди ко мне, дочка, — он взял девочку на руки и понес на кухню. Ела Мона Ли всегда плохо, и тут уж Пал Палыч и медведя представлял, и волка и лису, и даже Колобка.

— Мона эти сказки не любит, — сказала Мона Ли, допивая молоко, — Мона любит другие сказки.

— Какие же? — читала Моне Ли обычно Инга Львовна или сама Маша, — она любит, где феи, и куколки волшебные. Пусть Моне мама на ночь почитает, — Мона Ли ладошкой стерла молочные усы. — Папа?! Где мама?

Пал Палыч был совершенно растерян. Бежать к Инге Львовне — оставить Мону Ли одну. Да и маму растревожить. В милицию? Да там посмеются над судьей — скажут, вот, выпустил — теперь ищи ветра в поле. Девочку нужно было умыть и уложить спать, и как-то отвлечь от того, что мама — пропала.