В комнате за спиной Кадфаэля царило тягостное молчание: все были полны страха и недобрых предчувствий. Монах вышел в открытую кухонную дверь и выглянул наружу.
Слава Богу, о приоре можно было не беспокоиться: Роберт собственной персоной приближался к дому Бонела; чувство собственного достоинства не позволяло ему бежать, но благодаря высокому росту он шел таким размашистым шагом, что брат Эдмунд едва поспевал за ним торопливой рысцой. Ряса приора развевалась, а его надменное лицо выражало крайнее неудовольствие и тревогу.
- Я послал человека в Шрусбери,- объявил Роберт собравшимся, - дабы известить шерифа о случившемся, ибо, как мне сказали, этот человек умер не естественной смертью, а был отравлен. Безусловно, это страшное преступление затрагивает и нашу обитель, но поскольку оно произошло вне монастырских стен, то и не подлежит ведению аббатского суда. (Похоже, приор и этому был рад, и его можно было понять!) А посему расследовать это дело вправе только светские власти. Нам же надлежит во всем им содействовать, ибо это наш долг.
Он сочувственно склонился к вдове и произнес подобающие слова соболезнования, а также заверил ее в том, что обитель возьмет на себя заботы о похоронах. Однако держался Роберт все это время с видом человека, которому нанесли смертельную обиду. И надо же случиться такому именно теперь, когда он вступил в управление аббатством! А тут еще и этот злосчастный подарок. Надо будет устроить бедняге пристойные похороны и подыскать ему укромное местечко неподалеку от церкви, и пусть этой историей занимается шериф, как ему и положено, лишь бы удалось замять ее поскорее. С трудом пересиливая отвращение, Роберт остановился в дверях спальни и, торопливо пробормотав молитву, поспешил уйти. В душе он винил за постигшее его испытание каждого из присутствовавших, но более всего брата Кадфаэля: и зачем он только ляпнул, что Бонел отравлен! Теперь аббатству придется выяснять обстоятельства этого дела. К тому же, соглашение с Бонелом так и не было утверждено. Приор опасался, что Малийли может уплыть у него из рук. Интересно, кому после смерти Бонела достанется этот жирный кусок, коль скоро договор с обителью так и не вступил в силу? Может быть, удастся уговорить наследника подтвердить решение покойного и заручиться его согласием прежде, чем тот успеет сообразить, от чего отказывается?
- Брат, - промолвил Роберт, опустив свой взгляд на Кадфаэля, который был ниже приора на целую голову, - ты заявил, что Бонела отравили, но прежде чем сообщать это людям шерифа, я хотел бы услышать, на каком основании ты выносишь столь уверенное суждение. Разве не мог несчастный нечаянно проглотить что-то вредное? А бывает и так, что нежданный недуг уносит в могилу человека, казавшегося вполне здоровым. Что же навело тебя на мысль о преступлении?
- Характер недомогания, - отвечал Кадфаэль, - у него жгло и щипало губы, нёбо и горло, потом горло онемело, так что он не мог не только глотать, но и свободно дышать. Глаза вылезли из орбит, все тело оцепенело, а сердце еле билось. Я уже видел такое раньше, и тогда я точно знал, что проглотил тот человек. Да может, и ты, отец приор, припомнишь: несколько лет назад, во время ярмарки, пьяный возчик забрел в мой сарай, да и приложился к бутыли, думая, что там хмельное. Тогда я сумел спасти его времени прошло немного и яд не успел подействовать. Ну а к мастеру Бонелу я поспел слишком поздно. Но признаки те же, я их сразу узнал, и потому мне ясно, какой яд был использован. А кроме того, этот яд имеет особый запах, и именно так пахло изо рта покойного, а еще этот запах имеют остатки того самого блюда, которое ты ему прислал.
Если приор Роберт не побледнел при мысли о том, к каким выводам все это запросто может привести, то лишь потому, что лицо его и так было белее слоновой кости. Но надо отдать ему должное: он был человеком не робкого десятка и потому спросил напрямик:
- Ну коли уж ты так уверен, то скажи, что это за яд?
- Это мазь, которую я приготовил от ломоты в костях и суставах. Основной запас хранится у меня в кладовой, но я знаю и еще одно место, где можно было раздобыть это снадобье, - наш лазарет. Яд получают из корня растения, которое называют монаший капюшон, из-за формы цветка, а порой его кличут волчьей отравой. Растирание из этого корня отлично утоляет боль, но не приведи Господи его проглотить.
- Но если ты умеешь готовить снадобья из этого растения,- холодно и неприязненно произнес Роберт, - то это, безусловно, может и кто-то другой. Вовсе не обязательно, чтобы этот яд попал сюда из нашей обители, разве не так?
- Это маловероятно, - уверенно заявил Кадфаэль, - уж то, что я сам готовил, я смогу определить по запаху. Это мой состав - здесь и порей, и горчица, не один монаший капюшон - я сразу узнал. В этом у меня сомненья нет, так я и шерифу скажу.
- Хорошо, когда человек узнает дело своих рук, - с прежним холодком промолвил Роберт. - Если так, то можешь остаться здесь и сообщить лорду Прескоту или тем, кого он пришлет, все, что ты думаешь по этому поводу. Сперва я сам поговорю с ними, ибо ныне я в ответе за порядок и спокойствие в нашей обители, а потом скажу, чтобы они зашли сюда. Когда же они выяснят все, что им нужно, дай знать брату Эдмунду, чтобы он обрядил тело и поместил в часовне.
- Мадам, - обратился он ко вдове совершенно иным тоном, - вы не должны думать, что это несчастье помешает вам пользоваться нашим гостеприимством. Мы скорбим вместе с вами и не станем усугублять вашу печаль. Если вам что-то потребуется, пошлите ко мне вашего слугу.
Брату Эдмунду, который с несчастным видом вертелся поблизости, приор сказал:
- Пойдем со мной. Я хочу посмотреть, где хранятся такие снадобья и насколько легко посторонний может до них добраться. Брат Кадфаэль останется здесь.
Приор вышел тем же размашистым шагом и столь же величаво, как и пришел, а Эдмунд так же суетливо засеменил за ним по пятам. Кадфаэль глядел Роберту вслед и размышлял: конечно, для приора, который только что приступил к исполнению столь высоких обязанностей, случившееся представляло серьезную неприятность, и он, конечно, постарается приписать эту смерть какой-нибудь естественной причине. Но даже и в этом случае аббатство окажется в непростом положении, достаточно вспомнить о неутвержденном соглашении. И, само собой, Роберт готов из кожи вон лезть, только чтобы на обитель не пала тень ужасного подозрения в убийстве, и уж коли нельзя будет не признать, что Бонел отравлен, то лучше всего свалить это злодеяние на какого-нибудь бродягу, не имеющего никакого отношения к монастырю. Трудно винить приора в этом, но Кадфаэль не мог примириться и с тем, что изготовленное им снадобье, призванное облегчать страдания, было использовано для того, чтобы лишить человека жизни.