— Воздушные потоки?
— И зачем это все нужно? Что это значит? Куда они ведут?
— Так, стоп, — наконец сказал Бен. — Давай по порядку. Мы пришли сюда искать место, из которого выбрался Митака. Даже если наша догадка про стихии верна, то… мы все равно пока не можем ее проверить.
— Значит, попробуем искать ход?
— Да. Пока светло. Про стихии и их связь с чем-то, возможно, даже кельтским, подумаем потом.
Рей кивнула.
Источник, выбивающийся из-под земли сквозь камни, начинался с маленького ручейка, а потом переходил в небольшую речку и разливался шире, образуя что-то вроде купели. У берегов, разумеется, ничего похожего на ход быть не могло, поэтому Бен и Рей решили разделиться и поискать по обе стороны от источника. Они раскидывали листву, смотрели у камней, в корнях деревьев… Ничего. Надо было бы расширить круг поисков, кто знает, как долго Митака шел к источнику… Но скоро должно было стемнеть, и Бен не хотел, не мог рисковать потерять Рей из виду. Он и так постоянно оглядывался, постоянно искал ее силуэт среди деревьев. Этот лес… ему нельзя было доверять. Да и туман, которого не было еще пару часов назад, теперь снова начал наползать со всех сторон.
— Рей?
— У меня ничего…
Бен подошел к ней.
— Уже сумерки, — сказал он, пытаясь скрыть разочарование. — И туман сгущается. Скоро станет совсем темно. Черт, мы не можем просто так вернуться в монастырь ни с чем! Надо было бы взять воды на пробу. Отнести Маз, чтобы она передала в лабораторию. Если Митака пил именно из этого источника, тут может что-то быть… Какой-то токсин, как в лепешках. Или это его индивидуальная реакция? На него и лепешки-то не так действуют, как на остальных… Черт, ну почему я ничего с собой не взял! Даже не подумал об этом!
Рей покачала головой.
— А смысл? Во-первых, лаборатория может не показать токсин. В лепешках же ничего не нашли! Да и анализы — это долго… Если Сноук что-то подозревает… Послушай! — Она вдруг замолчала, отведя взгляд, а потом посмотрела прямо на него. — У нас же есть еще немного времени. А это же тут… рядом?
— Ты имеешь в виду… Экзегол?
Бен сам удивился, что сказал это вслух. Странное слово вырвалось само, будто по собственной воле. По спине вдруг пробежали мурашки.
— Да. — Она не сводила с него умоляющего взгляда. — Ты же обещал, что мы туда сходим.
Бен колебался. Уже темнеет. Может быть, стоило вернуться в монастырь. Вернуться, отложить на потом, обдумать пока то, что было уже известно… Но время поджимало. Он не знал, когда они смогут выбраться в следующий раз, особенно днем. Тем более, если за ними теперь следили. Все равно оставалось только время после отбоя…
— Хорошо, — тихо сказал он, доставая карту. — Хорошо. Пойдем.
Рей вдруг осторожно дотронулась пальцами до его ладони. Как будто робко постучалась или попросила… Не говоря ни слова, он тут же забрал ее руку в свою, и остаток пути они шли уже так.
Они даже не заметили, как погасли последние отсветы дня — ночь упала внезапно, словно разом накрыла собой все вокруг. На небо выкатилась луна. Пронизанный ее мертвенным светом лес выглядел на удивление зловеще. Казалось, что тени деревьев движутся сами по себе, сгущаясь до непроглядной черноты там, где их не должно было быть. Туман сгустился — клубился по низу, то наползал, то отступал и прятался, будто его и не было, то подкрадывался снова, внезапно, неожиданно. Молчавший лес тоже ожил. Отовсюду раздавались какие-то тихие скрипы, шорохи, перешептывания, слишком уж похожие на человеческие. А еще — постоянное ощущение чьего-то невидимого, ускользающего взгляда…
Бен уже жалел, что согласился идти искать Экзегол, что не уговорил Рей вернуться в монастырь до темноты, но отступать было некуда. Немного поплутав, они наконец вышли на поляну, в центре которой лежал большой валун. Освещенный зыбким лунным светом, он тоже казался каким-то… потусторонним.
Оба замерли, чувствуя странную скованность.
— Судя по карте, это должно быть здесь, — прервала молчание Рей и, решительно шагнув к валуну, положила на него руку.
— Что-нибудь… вспоминается? -— тихо спросил Бен, встав с ней рядом.
— Нет. Ничего…
Он тоже прикоснулся к холодному влажному камню.
… Внезапно деревья словно резко выросли, ушли вверх. Или он сам уменьшился? Он был маленьким, и ему было страшно, потому что маме было страшно, он это чувствовал, но не понимал почему. Потому что он разозлился и что-то сломал, кажется, машинку? Хотя он обещал, что больше не будет, потому что маме потом всегда было так плохо, он это видел… И ему было страшно, а мама почему-то вдруг зажала ему рот ладонью и прошептала: “Тихо, Рей, тихо, злой дядя нас не заметит, сиди тихо…” И она сидела тихо, потому что она была уже большая, и ни за что бы не заплакала, хотя ей было очень, очень страшно, потому что злой дядя с ужасными белыми глазами был так близко, так близко, вот-вот схватит своими крючковатыми пальцами и утащит, и сожрет!..
— Бен? Бен!
— А?
Что это было? Опять видение? Бен огляделся. Они по-прежнему стояли у камня. И все было совершенно нормально. Или нет? Воздух словно дрожал, вибрировал…
— Ты поранил руку?
Он удивленно поднес руки к лицу.
— Нет, вроде. Все в порядке…
— Когда вскрывал ящик в кабинете у матери! Ты поранился о щепку.
— Да. Откуда ты…
… Он схватил Люка за руку, оставляя на белом халате кровавые пятна. Он должен узнать правду, даже если ему придется ее вытрясти, выбить, превратить это вечно улыбающееся лицо в кровавое месиво, да, да, ярость, я покажу им ярость и злобу, подумал он, они получат то, чего боялись!.. И в ней клокотала ярость, потому что она больше не могла терпеть бесконечные оплеухи, и ей было наплевать, что она была гораздо меньше, что он, скорее всего, просто отшвырнет ее, как котенка, что ее, может быть отправят в детскую колонию. Она превратит эту рожу в кровавое месиво, она выцарапает ему глаза, она…
— Рей! — Бен поднял ее с земли, обнял… — Рей, все в порядке, я тут, я с тобой… Эта скотина тебя больше не тронет, ты такая смелая…
Она посмотрела на него странно, словно не узнавая.
— Ты… видел? Ты видел Платта? Ты…
...Моя хорошая девочка… Он прижимает ее всем своим весом, а она утопает в мягком душистом сене. Расслабленная, истомленная, податливая. Он так ее целует, какие же у него губы, от них можно сойти с ума, он похож на морское божество, когда выходит из воды, он верхом на своей черной твари, сильные бедра сжимают гладкие лошадиные бока… он… почему с лошадью он так говорит, а с ней нет, почему! Ей так нестерпимо хочется, чтобы он так сказал, чтобы шептал на ухо… Красавица моя… лапушка… И вот здесь, да, здесь, глубже, пожалуйста, Бен, Бен, еще… ах… ты такой большой, ты такой… я даже…
...Ты думаешь, можно так безнаказанно искушать своего мессира? Бросив на него озорной взгляд, прикусив губу, она послушно наклоняется, ложится, перегнувшись через его колено. Он кладет одну руку ей на поясницу, а другой медленно, со вкусом, поднимает вверх ее короткую юбку. Поглаживает ладонью открывшуюся нежную кожу, проводит пальцами там, где кончается край черной кружевной подвязки с маленьким кокетливым бантиком. Думаешь, можно?... Всхлип или вздох… Еще, пожалуйста, мессир, прошу…
Бен вздрогнул, в панике пытаясь прогнать неуместное, ужасное непристойное видение, одно из самых постыдных, которые он… Черт, нет, не пустить, убрать, убрать немедленно, как-то — как, черт подери? — не дать ей увидеть, что он хочет с ней сделать, насколько он ею одержим... Но она словно была у него в голове, и он хотел ее оттолкнуть, заставить уйти, сделать так, чтобы она перестала смотреть. И его словно тоже кто-то толкал, гнал прочь, и это было так неправильно, так больно!
Бен попытался встать — почему он вдруг оказался на земле? — но не мог. Земля стала вязкой, податливой, зыбкой, как болото.
— Рей? Рей!
Надо ее найти, вытолкнуть из топи! Ему показалось, что он нащупал ее руку, но это был какая-то ветка, покрытая осклизлым мхом. Бен шарил вокруг себя, дергался, кричал, но звуки словно растворялись в воздухе.