После завтрака прозвонил колокол, означающий, что всем пора на работу. Рей отправилась получать указания от брата Дофельда и присвистнула про себя, прикинув фронт работ. Убрать кухню, перемыть посуду, включая гигантские кастрюли и сковородки, откатить на тележке брату-птичнику корм для кур и гусей. Вычистить общий нужник. Вымести полы в кельях, собрать выставленные братьями к дверям ночные горшки, слить их в чан и отвезти в выгребную яму за воротами монастыря. Вымыть и почистить к обеду овощи на всю братию. Вынести весь мусор — его надо было сначала рассортировать, а потом вывозить на компост и к контейнеру в допотопной дребезжащей тележке. Рей вообще удивляло, что в этой обители была какая-то странная смесь старинного уклада и современных технологий. Электричество, камеры, интернет, эффектно выезжающий трон Сноука в подземной крипте, и в то же время — ржавый подтекающий кран на кухне, старая плита, никакой посудомоечной или стиральной машины, никакого обогрева в кельях. Хотя видела она пока что только кельи “низшего звена”. Может, у привилегированных монахов совсем другие условия? Обычно в сектах так и бывает. Кажется, во время своей беготни с мусором она где-то заметила даже спутниковую тарелку на крыше внутренней постройки. Интересно, где живет приор? А его “рыцари”, участвовавшие в ночной мистерии? Проповедник Хакс? И сам аббат Сноук, о котором здесь принято говорить с таким придыханием, закатывая глаза, и называть верховным лидером?
Она как могла тщательно осмотрела кельи, которые должна была убирать. Ничего. В прямом и переносном смысле. Кровать, умывальник, вешалка — точно такие же, как и в ее комнате. Надо как-то подобраться к высшим чинам. Но как? Она прекрасно понимала, что все хвалы “потенциалу” Рене были лишь пустым звуком, за которым ничего не стояло. “Терпение, — напомнила она себе. — Терпение. Расследование — это марафон”.
К середине дня Рей совершенно вымоталась и была счастлива, когда наконец прозвонил колокол, означавший, что можно сесть за стол. Обед был не сильно веселее завтрака: пустая похлебка, овощи, хлеб. Никакого мяса. Зато чтение духовных наставлений. Все, чтобы усмирить плоть, укрепить дух и промыть мозги так, чтобы они перестали нормально работать.
После обеда был короткий перерыв на четверть часа, и Рей, пользуясь близостью к кухне и памятуя о том, что на ужин снова будет, похоже, только невнятная лепешка из неизвестной субстанции, спрятала под подолом рясы пару ломтей хлеба с печеными овощами и унесла их к себе в келью. Судя по всему, не только она злоупотребляла служебным положением: в кладовке за кухней она заметила брата Дофельда, который быстро сунул что-то на полку, испуганно оглянувшись на проходившего мимо Рене Мореля. Простачок Рене сделал вид, что ничего не заметил, а уже потом, снова вернувшись на кухню, Рей заглянула в это тайное место — там стояла ополовиненная бутылка кальвадоса. Похоже, нервный брат Дофельд любил снимать напряжение алкоголем. Отлично. Значит, есть шанс его разговорить! Надо как-то постараться почаще получать послушание на кухне…
После перерыва Рей снова вкалывала, не покладая рук. Мыла посуду, убирала кухню, потом ее позвал помогать брат-конюх: она выгребала и вывозила на тележке навоз из конюшни, развозила лошадям охапки сена по стойлам.
Наконец снова прозвонил колокол — монахам было позволено отправиться к себе в келью на полчаса, привести себя в порядок перед вечерней молитвой. Рей бегом устремилась к себе, без сил рухнула на кровать — хотелось закрыть глаза и умереть от усталости. Она вытащила было диктофон и наушники, чтобы еще раз прослушать записи, сделанные при разговоре с Финном. Но от усталости и недосыпа совершенно осоловела. Голова вообще не соображала. Да, беда. С таким распорядком дня она не сможет нормально вести расследование… Стоп, остановила она себя. Привыкну. Тяжело только в первое время. Дальше войду в ритм, будет проще.
Колокол снова звал на молитву, и Рей, вздохнув, вышла во двор. Братья уже двигались от келий в сторону церкви — опустив головы и сложив руки. Рене Морель принял было такую же смиренную позу, но…
— Рене!!!
Брат Дофельд, встрепанный, бледный и перепуганный, летел к ней от кухни на всех парах.
— Рене!!!
Монахи удивленно на него оглядывались, когда он притормозил перед Рей и выдохнул:
— Приор! Зовет! На кухню!... Быстро!...
— А как же молитва? — простодушно спросил Рене, с недоумением глядя, как брат Дофельд, держась за сердце, еле переводит дыхание с таким видом, как будто его вот-вот хватит инфаркт.
— Какая молитва?!! Приор!!! Зовет!!! — выкрикнул он в отчаянии и схватился теперь уже за голову.
Рей сообразила, что, видимо, приор в монастыре куда важнее молитвы, и, оставив прислонившегося к стене брата Дофельда, Рене Морель — все в той же смиренной позе со сложенными перед собой руками — заспешил на кухню.
Черная огромная фигура в капюшоне внушительно возвышалась под низким потолком и выглядела весьма зловеще.
“Прямо папочка, который готовится устроить кому-то головомойку за опоздание”, — попыталась пошутить про себя Рей. — “Только ремня в руке не хватает”.
Она с удивлением поняла, что... ей стало страшно. Впрочем, от вида этого разгневанного лося у любого холодок по спине пробежит.
— Вы звали меня, мессир? — смиренно, не поднимая глаз, прошептал Рене.
— Что. Это?
Два коротких слова упали, как две неподъемные каменные могильные плиты.
Рей подняла взгляд. Внушительный палец, обтянутый черной кожей перчатки, указывал на… огромную лужу помоев, разлитую на полу возле плиты. Но… она же все убрала! Кухня была чистой! А тут как будто целое ведро перевернули.
— Я… не знаю, мессир, я…
— На колени! — рявкнул мессир так, что Рей чуть не подпрыгнула.
Рене Морель рухнул на пол. В лицо ему полетела тряпка.
— Убрать!
Рей принялась вытирать лужу, краем глаза отмечая, как колышется подол длинной черной рясы при каждом шаге расхаживающего возле нее приора. Он был похож на голодного тигра в клетке, и она чувствовала, что это только начало. И не ошиблась.
— Быстрее!
Рей принялась тереть быстрее, тряпка уже впитала почти всю жижу, но на полу еще валялись ошметки, грязь и сор.
— Еще быстрее! Плохо! — оглушительно орал над ней приор. — Встать!
Рей вскочила. Сердце ушло в пятки. Не понимая, почему, она вдруг вскинула голову и встретила взгляд черных глаз. Лицо приора было закрыто снизу кожаной повязкой, как обычно. Но эти глаза…
— Ты понимаешь, где находишься?! — рявкнул он так, что зазвенели кружки, расставленные на полках. — Ты понимаешь, куда ты попал?!
— Мессир, я…
— На колени!
Рей снова рухнула на пол. Ей было понятно — приор сам себе распалял. Долбанутый на всю голову псих, мудак, конченый урод. Он орал и метался по кухне, как бешеный зверь, приказывая Рей то вскакивать на ноги, то снова падать на колени, он швырял на пол веник, тряпки, посуду, разбил пару тарелок, заставляя ее убирать, тереть и мыть все заново.
Она не знала, сколько длилось это безумие. Время как будто остановилось, замкнулось на этом адском истязании.
“Боже, помоги мне выйти отсюда живой”, — шептала про себя Рей, подбирая осколки. Абьюзер и садист, наделенный абсолютной властью и не имеющий тормозов, — опасная штука.
Наконец он выдохся. Она почувствовала, как испарился его гнев. Припадок кончился. Шторм затих. Швырнув напоследок на пол еще одну тарелку, он развернулся и вышел из кухни.
Рей на мгновение замерла посреди разгрома, чувствуя, как в ней самой неожиданно стала подниматься клокочущая ярость. Вот же урод! Вот же сволочь! Так бы и дала ему грязной тряпкой по роже! Отхлестала бы по щекам! Гадина мерзкая! Нашел себе мальчика для битья! Какая же низость и подлость — издеваться над слабым! Небось на такого же лося, как он сам, орать бы не посмел!
— Трусливый гондон, — шептала про себя Рей, когда шла к себе в келью. — Мразь ползучая!
Из-за этого урода она пропустила не только молитву, но и “ужин”. Свет в трапезной погас, последние монахи уже захлопывали двери своих комнат.