Бригадиры переглянулись, а Котел, который подозревал, что Колесо прибежал, чтобы сообщить именно эту новость, продолжал спокойно молчать. Блатной по-своему понял неразговорчивость Игоря, и едва слышно пробурчав: «И этот съехал…» — обратился уже к стоящим позади него:
— Ну, бугры-шныри, все понятно? Завтра на промку никто не идет. А если кто чего не допетрил, грамотные найдутся — попишут.
Сказав это, Колесо бросил взгляд на индифферентного к происходящему завхоза, и вышел, немного сильнее, чем надо, прикрыв за собой дверь.
— Котел, ты чего молчишь-то? — Встревоженный Глыба всплеснул руками. — Скажи чего…
— А чего без толку языком молоть? — Устало вздохнул Исаков. — Сам слыхал — попишут.
— Ну, молотки, язви их душу в карусель! — Иван горестно покачал головой. — И так беспредел выйдет, и по другому тоже… Ну, Котел, не отбрехивайся! Говори, что делать?!
— Да чего он сказать может? — Покосился на Игоря Хват. — Не ему же в трюм идти, нам!
— Ладно, мужики. — Встрял Шмасть. — Чего сейчас базарить? Давайте, каждый для себя все прикинет, а после завтрака соберемся и покумекаем.
— И то дело. — Хмыкнул Перепелов. — На пустое брюхо базар вести несподручно.
— А на полное — тем паче. — Недовольно пробурчал Хват.
— Да кто ж тебе его даст дополна набить? — Хихикнул Молоток.
Котел безучастно слушал эту перепалку, понимая, что и буграм, и шнырям не по себе, после такой новости, и они лишь пытаются как-то отгородиться от нее, сделать вид, будто это их касается совсем не в той мере, как должно бы было, словно от этого решения Крапчатого не зависит их дальнейшая судьба, а, может, и жизнь.
Закурив, Игорь налил себе еще чая. Тот уже немного остыл, на поверхности жидкости образовалась коричневая пленка, да и сам напиток из рубинового превратился в бурый. Прихлебывая терпкую жидкость, завхоз пытался размышлять.
Но, как назло, в голову лез единственный вариант событий: Через ворота в зону врывается отряд ОМОНа и, расстреливая все, что шевелится, убивает его, Котла, просто за то, что есть он на свете.
Лишь потом, после проверки и завтрака, когда Шмасть объединился с Молотком и Глыбой против Хвата и Пепла, первые не хотели поддерживать блатных и уйти в сторону, вторые тоже, но при этом понимали, что так просто отсидеться не удастся, ибо среди мужиков уже пошел базар за отказ от работы, Исаков вдруг вспомнил, что обо всем этом надо бы известить Лакшина. Может кум сумеет что-нибудь придумать?
Повинуясь этому порыву, завхоз порывисто встал, и, не обращая внимания на недоуменные провожающие взгляды, покинул каптерку. Отряд встретил его неестественной тишиной. Обычно в выходные, когда все зеки вынуждены были торчать в секции, отдыхая от трудов на благо Родины, в помещении стоял несмолкаемый гул.
Осужденные переговаривались, обсуждали новости, сплетни. Сейчас же Котлу показалось, что он попал в читальный зал библиотеки. Разговоры, конечно, шли, но слова были настолько негромки, что их заглушал даже шелест тапочек по полу.
С минуту завхоз оцепенело стоял у двери в каптерку. Увиденное вызвало в нем приступ неясной тревоги. Потом, встрепенувшись, Игорь, внезапно вспомнил, что сегодня воскресенье, а это значило, что кума на месте может и не быть. Ломиться же на вахту, чтобы сообщить новость любому офицеру из администрации являлось просто глупостью. Если походы завхозов в нарядную, где ежедневно вывешивались переводы зеков из отряда в отряд, были оправданы необходимостью, то вахта была местом, куда арестант мог ломануться лишь в самом крайнем случае, когда его жизни угрожала бы немедленная опасность. Сейчас же такой нужды у Исакова не было и он, посмотрев по сторонам, почувствовал, что ему не мешало бы облегчиться.
В дальняке над «очками» сидели несколько зеков, двое, включив в розетку над умывальниками самодельную «машину» кипятили воду; около же писсуара, длинного наклонного желоба, по которому едва струилась вода, никого не было. Котел достал член и, склонив голову, чтобы наблюдать за истечением струи, принялся мочиться.
Вдруг сверху послышался негромкий скрежет, на который Игорь не обратил внимания.
Но за скрежетом раздался сильный шлепок и многоголосый вопль, так резанувший завхоза по ушам, что тот, невольно отвлекшись от своего занятия, обернулся.
Опорожнявшиеся зеки разом повскакивали со своих мест и стояли у стены, забыв о штанах, болтавшихся на виду у всех гениталиях и подтирочных бумажках, которые каждый из них сжимал в кулаке. Те же, что кипятили воду, тоже враз позабыли обо всем. Арестант, следивший за машиной, теперь стоял с открытым ртом, а державший закутанную в полотенце банку с кипятком, внезапно разжал пальцы и та, ударившись о край раковины, лопнула, обдав осужденных горячими брызгами и волной густого пара. Но даже это не привело их в чувство.