- Но я совершенно не хочу спать! – воспротивился Роман. Не хватало еще, приехать в этот приют тайн и загадок и завалиться дрыхнуть! Конечно, он не верил, что эта самоуверенная старушонка прочитала все проблемы прямо в его сердце. И уж конечно, не может она бытьтой самойдевицей Ленорман, Марией Нормандкой, что предсказала смерть Марату и Робеспьеру, и корону молодому Бонапарту. Но все же, все же… Что-то было в ней, не позволяющее причислить к обычным шарлатанкам.
- Действительно, спать вы не хотите, - согласилась престарелая мадемуазель и в голосе ее звучало легкое удивление, - Какой многообещающий юноша. Но спать все же придется. – и она легонько толкнула Романа раскрытой ладонью в лоб.
Он почувствовал как веки его начинают неумолимо тяжелеть и закрываться. Кулак бессильно разжался, и сумка шлепнулась на пол. Сквозь наваливающуюся дремоту он ощутил, что его подхватывают под руки, и механически перебирая ногами, побрел вверх по лестнице. Раскрылась дверь, его подтолкнули внутрь, и он с блаженным вздохом рухнул на тяжело скрипнувшую кровать. Успел почувствовать как с него стягивают ботинки, слабо взбрыкнул ногами и провалился в сон.
Роман не проснулся, а скорее очнулся. Так выныривают не из сна, а из глубокого обморока. Потянулся, чувствуя как упруго качнулась под ним панцирная сетка, и сел. Сквозь темноту смутно проступали контуры старого шкафа. Когда они приехали, еще только смеркалось. Не так уж долго он спал, а чувствует себя потрясающе. Ни тебе тоски, ни тебе тревоги, только легкость и ощущение близкой радости. Ну бабка-гипнотезерша, девица Ленорман!
Откуда-то снизу доносились льдистые переливы вальса. Роман нашарил под кроватью ботинки, одернул сбившийся свитер и выглянул в коридор, расчерченный потертой ковровой дорожкой. Внизу все играл вальс и слышался гул множества голосов. Роман провел пятерней по волосам, нерешительно оглянулся на дверь своей комнаты – ключа у него не было, а бросать открытую дверь – безумие. Потом усмехнулся – вот уж и правда безумие! Ты еще продукты в кулек заверни, надпиши и отнеси в общий холодильник. Самое время! Он плотно прикрыл за собой дверь и двинулся к лестнице.
Намазанная белой краской на дверном стекле надпись возвещала: «Столовая. Завтрак – 8-900. Обед – 13-1400. Ужин – 18-1900.» Сквозь мутное рифленое стекло ярко пылал свет и несся вальс. Роман дернул створку…
- Eh bien, mon prince, Gênes et Lucgues…
- Нарешти! – Янка оторвалась от немолодого господина в расшитом золотом камзоле и пудренном парике и почти побежала навстречу Роману, немилосердно цокая высоченными каблуками. Роман всегда испытывал легкое смущение, глядя на прискочку бегающих на каблуках женщин. Это ведь только в кино на каблуках можно эстетично мчатся, элегантно заезжать «окаблученной» ножкой противнику в челюсть, а потом уверенно приземляться на все те же каблуки, а в жизни… В жизни самое ужасное, что бегущая на каблуках женщина и впрямь думает, что она вся как в кино.
На Янку правила не распространялись. Она подлетела к нему так, словно была звездой боевиков – сцена финальной схватки на светском рауте в доме главного гада. Окинула Романа взглядом – начиная от ботинок (Роман сразу ощутил, что они не вычищены), до растрепанных волос – и неодобрительно тряхнула пепельной копной:
- А Рико ще надеялся, ты зминешься!
- Терпение, mon ami, и все придет, - Рико, немыслимо элегантный в белом смокинге, выдвинулся из-за ближайшего стола и дружески кивнул Роману.
- А вы… почему не такие? – Роман перевел взгляд со смокинга Рико на маленькое черное платье Янки (он был вполне уверен – это и есть знаменитое платье от Шанель), а потом махнул рукой в стороны разряженного под старину сборища.
- Ах, мой мальчик, я принципиальный противник нарочитого погружения в прошлое. Все это уже носилось, - изящный жест узкой ладони очертил камзолы, кожаные колеты, фраки, парики, - А потом ушло. Придет день, и смокинг тоже уйдет, сменится каким-нибудь комбинезоном с пневматической подушкой на заднем кармане. Дань современной моде следует отдавать сейчас, а не вспоминать ее потом.
- А у меня просто ноги дуже гарни, без всяких там филозофий, - отрезала Янка.
- Твои ноги сами по себе целая философия, - пробормотал Роман.
- Я же говорил – задатки у юноши весьма хороши, - словно завершая некий давний спор, сказал Рико, а Янка просунула поблескивающие бриллиантами пальцы Роману под локоть.
- Полковник намеревался побеседовать, но вы, мой мальчик, почивать изволили и мы с панной Свитезь вас прикрыли. Так что сейчас поздравительный спич, а потом сразу же…
- Поздравительный спич? – удивился Роман, - Какой? Зачем?
- Затем что 31 декабря, мой мальчик! Смена временных отрезков, концентрация человеческих чаяний…