Роман почувствовал, как сила, сковавшая его тело, вдруг исчезла и с облегченным стоном снова рухнул на мокрую землю. Сильные руки подхватили его, поставили. С трудом удерживаясь на безбожно трясущихся ногах, Роман вытер нос, с тупым удивлением посмотрел на окрасившую ладонь кровь и пробормотал:
- Спасибо, Янка, спасла!
- Та нема за що, - отмахнулась пепельноволосая. Плечом она двигала уже совершенно свободно, словно никогда и не была ранена. Лишь черную кожу куртки расчертил глубокий разрез. Янка провела по нему пальцем, и тихонько вздохнула, - Не поправишь… Ну и не велика беда, я цю куртку вже два месяца ношу, вона мне надоела! Куплю таки от Житруа, – она шкодливо повела глазом на Романа, - Хоть ты и не кошелек с грошима, а праздничные проценты я все ж таки с полковника выбью! Не, вы гляньте, що там робыться!
Две вязкие призрачные волны схлестнулись, натекли одна на другую и теперь у стен монастыря, похожее на гигантскую студенистую медузу, волновалось, трепетало белесое туманное озеро. Роман всмотрелся до боли, до рези в глазах и тут же с хриплым криком отпрянул назад. Это было не озеро. Там кипела битва и неумолимые подробности сражения лезли в глаза. Роман не хотел смотреть и все-таки вглядывался в завораживающую жуть призрачной битвы. Внутри туманного сражения частыми серебристыми искрами вспыхивали полоски мерцающей стали. Легкая татарская сабля чиркнула по груди здоровенного казака с копьем – тошнотворный, истекающий белесой мутью разрез лег поперек старой смертной раны, еще и сейчас неостановимо сочащейся уже несуществующей кровью. В ответ казак с маху всадил сверкающий наконечник копья в живот своего убийцы. Призрачная сталь с вязким чмоканьем вошла в призрачную плоть, татарин дернулся в посмертной муке, и слепо, последним усилием отмахнулся саблей. Кривая дуга клинка прочертила путь сквозь тела сражавшихся, и самым кончиком чиркнула по тонкому лоскуту кожи, что удерживал на плечах уж давно срубленную голову другого казака. Лоскут лопнул, некогда снесенная голова отлетела прочь, врезалась в ряды татар и взорвалась, словно граната! Тысячи мельчайших кусков шрапнелью разлетелись в рядах татарского войска и каждого, в кого они попадали, мгновенно охватывало огнем. Краткую долю секунды пламя бушевало, и сникло, оставив в белесом тумане сражения круглое проплавленное пятно. Будто пузырь лопнул в кипящем киселе. Пятно вновь затекло, затянулось мутью – призрачная схватка продолжалась в мертвом, несокрушимом молчании. Роман видел разверстые в крики рты, но ни один звук битвы не долетал до ушей живых.
- А орут-то как, - неожиданно сказала Янка, - Аж уши закладывает.
Роман изумленно оглянулся на нее. Пепельноволосая слегка морщилась, как морщатся от дерущего уши громкого звука.
- Дьявол, подаются, - тоскливо пробормотал Рико.
- Что? – крикнула Янка так, словно старалась перекричать только ей слышный грохот битвы, - Что ты говоришь?
- Подаются, говорю, - тоже заорал Рико, - Наши отступают!
Озеро тумана ломалось, дрожало, прогибалось полумесяцем. Озверевшие татары ломили стеной и под их неистовым напором подавалось, отступало, редело казацкое войско. Мелькнул насажанный на кол разбойник, его руки, мертвой хваткой сомкнутые на плечах татарского воина. Последним, отчаянным усилием он рванул татарина на себя, втаскивая призрачного врага внутрь собственного призрачного тела и насаживая его на скрытый в этом теле смертоносный кол! Татарин мучительно дернулся и оба поединщика медленно истаяли. А на то место, где только что стояли они, хлынула новая толпа татар. Белесая муть призрачной битвы подтекала к стенам собора, сочилась по дорожкам монастыря!
Роман в ужасе смотрел на эти струйки тумана! Сейчас войско призрачных шахидов сомнет защитников монастыря, а потом неудержимым половодьем ринется вниз, к безмятежно празднующему городку, и никто уже не остановит их! Татарские воины ворвутся в старенькие подъезды и промчаться вдоль полустертых надписей «Днепр-чемпион». Вылетят прочь хлипкие двери стандартных квартир, и вскочивший навстречу хозяин – какой-нибудь работяга с трубного завода – и сообразить-то ничего не успеет! Кривая сабля полоснет его по горлу, и он рухнет на стол, плеща кровью в миску с оливье. Отчаянно взвизгнет его толстенькая жена и тут же смолкнет, поперхнется криком, забьет ногами в предсмертной судороге. А безжалостные пальцы захватчиков сперва непривычно соскользнут с короткой стрижки немой от ужаса дочери, но потом приноровятся и поволокут беспомощную добычу на холодный двор. Туда, где взрываясь фейерверками, из окон уже летят телевизоры, а следом падают мертвые, окровавленные тела! Через триста лет древний ужас татарского набега вернется в маленький Новомосковск!