– А что у него в кулаке? – спросил вдруг Котел, заметив, что из-под пальцев трупа просвечивает что-то белое.
– А вы, бычары, чего тут делаете? – обратил наконец внимание на зеков прапорщик Бычара. – В отряд, мухой!
Котел и Глыба, оглядываясь, поплелись в секцию. Поскребышев же, подняв руку убитого стал рассматривать его кулак. Потом по одному, с силой, стал разгибать пальцы.
– Крепко сжал. – бурчал под нос Михаил Яковлевич. – И чего это он так вцепился?
Наконец, белый предмет был извлечен. Врач взял его двумя пальцами, развернул. Сперва Игнат Федорович увидел трусы. Но, приглядевшись, понял что они весьма необычны для мужской зоны, ибо трусики эти были явно женскими.
2.
Заявы и доносы.
Труп Сапрунова унесли на вахту, а Лакшин, за неимением лучшего выхода, приказал прапорам полностью обшмонать всю жилую секцию восьмого отряда, обращая особое внимание на любые исписанные листы. Сам же Игнат Федорович вынужден был пропустить это мероприятие, отправившись на промзону, глядеть на отрубленную голову.
Ничего особо интересного там не оказалось. Третья смена, бросив работу, столпилась у гильотинных ножниц и, работяги тихо галдя, смотрели на тело, лежащее на станине. Старший прапорщик Глазьев, не обращая внимания на толпу, сидел на каком-то ящике и задумчиво курил, созерцая лежащую у его ног голову.
– Что тут произошло? – с ходу спросил Лакшин.
Вперед выступил какой-то зек:
– Осужденный Мячиков. Старший третьей смены 31-й бригады. – представился и замялся, не зная как лучше выразить словами это происшествие.
– Да говори как было! – прикрикнул Игнат Федорович, понимая, что зека можно вывести из ступора лишь наорав на него.
– Ну, это… Медник это. Сергей Петрович…
– Он же блатной с погонялом Сват. – уточнил кум. – Дальше.
– Ну, это… Он сказал, что идет в третью. А я чего? Ну, блатной, мало ли чего ему на промке надо… А мы ж, это… В другом цеху… А он, как вошли, пропал куда-то. Я и внимания не обратил. Не работать же он сюда пришел?..
– Оно и видно. – угрюмо проронил Лакшин.
– А потом слышу – орет кто-то. Страшно орет. А потом раз – и все. Тишина. И тут сирена, шухер. Говорят, зарезали. Ну, я и пришел посмотреть. А это Сват…
– Так. – кум оглядел собравшихся, – Кто на этих ножницах?
Мужики вытолкнули вперед какого-то грязнющего работягу.
– Ну, я. – озираясь и грозя кому-то кулаком признался тот.
– Как Сват туда попал?
– А я почем знаю? – пожал плечами работяга. – Я металл нарубил. Перекурить вышел. А тут вопли. Прибегаю – он тут, голова отдельно.
– Значит, никто не виноват? Он сам что ли под нож полез? – сердито спросил Игнат Федорович.
– Сам, сам! – послышался шепелявый голос. Из-за мужиков появился хромой старик. В руках он крутил лысую метлу.
– Уборщиком я тут. – объяснил зек. – Убираю, как мужики на перекур уйдут. А то когда они за станками – какая уборка?
– Ты дело говори, мухомор! – крикнул кто-то из задних рядов.
– А я и грю… – невозмутимо продолжил старик. – Мету, вижу, подходит этот к станку. Ножницам то есть. Обошел их так кругом, на педаль нажал. Они – вжик! Сработали. Ну он педаль в руки взял, сам на станину, по которой листы подают и лег. Голову под нож сунул и как завоет! А потом педаль нажал, а ножницы – вжик! И нету мужика. На запчасти пошел.
– Не врешь? – насупился майор.
– А чо мне врать? Я ж старый ужо. На меня где сядешь, там и слезешь.
– Ага, крутой мухомор! – хмыкнул кто-то из мужиков, – Как начнет своей метелкой размахивать! Как вертолет!
Зеки рассмеялись.
– Лупатый! – позвал кум.
– Да, товарищ майор. – Вскочил с насиженного места Глазьев.
– Тело – в морг и пусть продолжают работу.
– Слушаюсь. – вытянулся старший прапорщик и тут же стал командовать:
– Расходись, мужики! Кого через минуту увижу без дела – кум в шизняк закроет!
Лакшин не стал спрашивать куда подевалась злополучная педаль, с помощью которой работали на ножницах, не стал говорить, что работа таким способом грубейшее нарушение правил техники безопасности. Он не стал делать зекам замечание, что нельзя сразу всей бригадой сваливать в курилку. Все равно от этого ничего не изменилось бы. И блатной, если уж ему приказали сунуть голову под нож, все равно нашел бы способ это сделать. А в том, что это именно Крапчатый заставил Свата покончить с собой, у кума сомнений не было.
Разминувшись с Михаилом Яковлевичем, спешащим ко второму трупу, Лакшин пошел к себе, предоставив врачу разбираться с ДПНК, замполитом и хозяином.
Вернувшись домой, Игнат Федорович лег и сразу провалился в глубокий сон.
Встал майор, по многолетней привычке, в шесть утра, проспав, в общей сложности, часа три. Его супруга, Елена Глебовна, лежала рядом и просыпаться, как всегда, не собиралась.
Побрившись и позавтракав, Лакшин поспешил в монастырь. Сегодня предстояло объясняться с начальством по поводу новых жмуриков, да и расследование не должно было стоять на месте.
Встретив на вахте Александра Павловича, оперативник даже обрадовался замполиту. Лучше было с самого утра разрешить все неясности, чем мучатся несколько часов, дожидаясь пока прапор не оторвет от неотложных дел и, бросив все, тащиться на неприятный разговор. Тут же, на вахте, на ходу, эта беседа должна была занять куда меньше времени, чем в расслабляющих кабинетах.
– А, Игнат Федорович! – протянул руку Васин. – Как успехи?
Лакшин пожал протянутую ладонь:
– Хуже, чем хотелось бы, товарищ полковник.
– Откуда такая официальность? – поднял брови Александр Павлович.
– А, не обращайте внимания… – тяжело выдохнул оперативник. – Замучался.
– Из-за этих трупов? – с показной наивностью задал вопрос замполит, словно кума могло замучить что-то другое.
– Из-за них…
– И есть успехи? – повторил свой вопрос Васин но уже с более конкретным содержанием.
– Мне удалось выяснить, что определенный контингент осужденных обладает сведениями о секретных проходах в стенах монастырских зданий. И для защиты этой тайны они пойдут на все.
– Контингент уже определенный? – полюбопытствовал полковник, играя словами.
– Определенный, но пока неизвестный. – поправился Игнат Федорович.
– Так значит ходы-таки существуют… – задумчиво проговорил Александр Павлович.
– А вам что-то об этом известно?
– Так, слухи, не более…
– Для меня… В смысле, сейчас мне пригодится что угодно. Даже слух. – продолжал настаивать Лакшин.
– Что ж… Слух такой… – полковник пожевал губами, вспоминая подробности,
– Его рассказывал мне полковник Рудаков. Вы его не застали, ушел на пенсию.
Так он рассказывал, что когда в начале пятидесятых проводили электропроводку, сантехкоммуникации, замуровывали четвертый этаж, там, в окнах, все равно иногда горел свет. Тогда тоже грешили на призраков, но в одну прекрасную ночь они подготовились и накрыли тех, кто там собирался. И знаете, кто это был? Те самые зеки, которые работали в строительной бригаде! И, что самое интересное, ни один из них не пожелал объяснить как он попал на замурованный этаж. Причем методы убеждения, вы понимаете о чем я говорю, были не чета нынешним. А, может, просто возиться не захотели?..
Охранники тогда простучали все стены, но ничего не нашли. Никаких тайников.
Ну не ломать же все в поисках непонятно чего? Окна, впрочем, с той поры забрали кирпичом. Так что даже если там кто-то и бывает – этого уже не увидишь.
– Это очень интересно. – искренне обрадовался Игнат Федорович. – Тогда можно попытаться вычислить того кто рассказал Гладышеву о тех ходах…
– И как же? – вопросительно наклонил голову полковник.
– Найти тех, кто сидел здесь в пятидесятых.
– Не думаю, что такие найдутся… – недоверчиво скривил губы Васин. – Но все равно, желаю успехов. Да, кстати, а тот блатной?..