Сунь и настоятель с удовольствием принялись за густой коричневый бульон. Судья Ди подозрительно потыкал палочками в кусочки непонятного происхождения, плававшие на поверхности. У него не хватало решимости отведать похлебку. Он ломал голову, на какую бы тему завести беседу, и наконец ему удалось сформулировать пару глубокомысленных вопросов о внутренней структуре даосской церковной организации. Но настоятель, очевидно, не был расположен к подобной беседе и ограничился несколькими краткими пояснениями.
Судья испытал облегчение при виде старосты, казначея и Цзун Ли, приблизившихся к столу и предложивших какой-то тост. Затем он поднялся и направился к их столу с ответным тостом. Заняв место напротив поэта, судья понял, что молодой человек выпил чересчур много теплого вина: лицо его раскраснелось, он пребывал в приподнятом настроении. Староста сообщил судье, что два служки-мирянина уже заменили сломанную ось, конюхи почистили и накормили лошадей, — на следующее утро высокопоставленный гость сможет продолжить путешествие — разумеется, если не пожелает продлить свое пребывание в монастыре.
Судья Ди искренне поблагодарил его. Староста пробормотал в ответ какие-то угодливые слова, поднялся и с извинениями откланялся. Ему и казначею предстояло закончить приготовления к вечерней службе.
Оставшись наедине с поэтом, судья сказал:
— Я не вижу здесь госпожи Бао с дочерью.
— С дочерью? — тяжело ворочая языком, переспросил Цзун Ли. — Вы действительно способны поверить, господин, чтобы такая утонченная хрупкая барышня была дочерью столь грубой толстой бабищи?!
— Бывает, что время вытворяет с людьми удивительные вещи, — уклонился от прямого ответа судья.
Поэт икнул.
— Извините меня, — сказал он. — Они пытаются отравить меня своей мерзкой пищей. У меня от нее расстраивается желудок. Позвольте заверить вас, правитель, что госпожа
Бао никакая не знатная дама! А отсюда следует логический вывод, что Белая Роза не ее дочь. — Покачивая перед судьей пальцем, он спросил с видом заговорщика: — А откуда вам знать, не заставляют ли бедную девушку стать монахиней?
— Это мне неизвестно, — ответил судья. — Но я могу спросить об этом ее саму. Где они могут быть?
— Вероятно, ужинают у себя наверху. Впрочем, это вполне разумная предосторожность, не выставлять же скромную девушку под жадные взгляды этих похотливых монахов. По крайней мере, в данном случае эта толстая баба поступила мудро.
— Но она же не препятствовала девушке предстать перед вашим взором, мой друг, — заметил судья Ди.
Не без некоторого усилия поэт выпрямился.
— Мои намерения, господин, — высокопарно заявил он, — исключительно благородны!
— Рад это слышать, — сухо парировал судья. — Кстати, мне хотелось бы увидеть склеп, о котором вы упоминали. Но настоятель только что сообщил мне, что в это время года открывать его нельзя.
Цзун Ли уставился на судью мутным взором, затем спросил:
— Он вам такое сказал?
— А вы сами были в этом склепе?
Поэт быстро оглянулся на настоятеля и прошептал:
— Еще не был, но собираюсь. Я подозреваю, что беднягу отравили. Точно так же, как теперь пытаются отравить вас и меня! Запомните мои слова!
— Вы пьяны! — презрительно бросил ему судья Ди.
— А я этого и не отрицаю, — спокойно согласился Цзун. — Единственный способ сохранить рассудок в этой покойницкой. Но позвольте заверить вас, господин, что прежний настоятель не был пьян, когда писал письмо моему отцу, последнее письмо, как раз перед тем, как умереть, извините, — перед тем, как переместиться.
Судья вскинул брови.
— Вы хотите сказать, прежний настоятель упоминал в своем письме, что его жизни что-то угрожает?
Цзун Ли утвердительно кивнул и отпил большой глоток вина.
— А он написал, кто ему угрожает? — снова спросил судья.
Поэт резко опустил свой кубок и, недовольно покачав головой, предупредил:
— Не понуждайте меня к заявлениям, чтобы мне потом не предстать перед судом за ложные обвинения, правитель. Я разбираюсь в законах.
Наклонившись к судье, он торжественно произнес, понизив голос:
— Подождите, пока я соберу доказательства!
Судья Ди в молчании поглаживал бороду. Молодой человек вызывал у него раздражение, но отец-то его был прославленным человеком, уважаемым и в чиновных, и в ученых кругах. Если покойный настоятель перед смертью действительно написал такое письмо Цзуну-стар-шему, то это дело требовало дальнейшего расследования. Он спросил:
— А что по этому поводу думает нынешний настоятель?