Поэт ухмыльнулся. Глядя на судью затуманенным взором, он сказал:
— Спросите его сами, правитель! Возможно, вам он не солжет!
Судья Ди поднялся — молодой человек был очень пьян.
Когда судья вернулся к своему столу, настоятель с горечью произнес:
— Похоже, что поэт Цзун снова напился. Как он не похож на своего покойного отца!
— Я слышал, господин Цзун был попечителем этого монастыря. — Судья сделал глоток крепкого чая; трапеза приближалась к концу.
— Совершенно верно, — подтвердил настоятель. — Какое это было замечательное семейство, ваша честь! Дед нашего поэта был кули в деревушке на юге страны. Он усаживался на улице под окнами деревенской школы и выучился писать, повторяя на песке иероглифы, которые учитель чертил на доске в классе. После того, как он сдал экзамены в родной деревне, несколько лавочников собрали деньги, чтобы он мог продолжить обучение, и ему удалось победить на экзаменах в провинции. Затем он был назначен наместником, женился на девушке из обедневшей знатной семьи и закончил свои дни в должности управляющего провинции. Наш попечитель, господин Цзун, был его старшим сыном. Он с отличием выдержал все экзамены, женился на дочери состоятельного торговца чаем и завершил свое восхождение по служебной лестнице в должности губернатора провинции. Он умел разумно вкладывать деньги и оставил семье огромное состояние.
— Поскольку у нас всякий способный человек, независимо от его доходов и социального положения, может занимать высшие посты, наша великая империя будет процветать вовеки, — с удовлетворением резюмировал судья Ди. — Но вернемся к вашему предшественнику. От какой болезни он скончался?
Настоятель опустил чашу, говоря отчетливо и медленно:
— Настоятель Нефритовое Зерцало умер не от болезни. Он переместился, то есть решил оставить нас, потому что ощутил: исчерпан предписанный ему срок пребывания на земле. В добром здравии и в полном рассудке он отправился на Острова Блаженных. Это замечательное и вдохновляющее чудо произвело на всех нас, удостоившихся чести быть свидетелями этого, неизгладимое впечатление.
— Это было незабываемое зрелище, Ди, — добавил Сунь Мин. — Я ведь лично присутствовал при этом. Настоятель собрал всех старейших монахов и, восседая на возвышении, в течение почти двух часов произносил вдохновенную проповедь. Потом он сложил ладони, закрыл очи и отошел в мир иной.
Судья Ди почтительно склонил голову. Очевидно, беспутный молодой человек нес пьяный бред. Или же, скорей всего, повторял какие-то необоснованные слухи. Судья сказал: — Подобное чудо должно возбудить зависть у последователей других сект. Страшно представить, как этим могли бы воспользоваться буддийские пройдохи в черных одеждах для распространения порочащих слухов.
— Они на это вполне способны, — заметил настоятель.
— В любом случае, — продолжал судья, — если какие-то злые языки начнут выдвигать ложные обвинения, безосновательность их инсинуаций можно будет сразу же продемонстрировать благодаря вскрытию; насильственную смерть легко доказать, даже если тело и подверглось бальзамированию.
— Давайте надеяться, что до этого никогда не дойдет! — жизнерадостно воскликнул Сунь. — Ну а теперь мне пора возвращаться к своим трудам. — Он поднялся и добавил, обращаясь к судье: — Впрочем, прежде я покажу тебе рисунок с изображением кота покойного настоятеля. Это — святыня данного храма, Ди!
Судья подавил вздох. Он поблагодарил настоятеля за щедрый прием и вслед за Сунем направился к выходу. Проходя мимо стола, за которым сидели Дао Гань и актеры, он бросил своему помощнику:
— Подожди меня здесь, у главного входа. Я скоро вернусь.
Наставник Сунь провел судью боковым коридором, и они направились в западный зал храма. Как он и опасался, в прихрамовом зале было очень холодно.
Перед скромным алтарем у задней стены горели четыре свечи. Сунь поднял одну из них, осветив висевший на стене средних размеров свиток в обрамлении из старинной парчи: пушистый серый кот расположился на краю резного стола эбенового дерева, рядом — мячик из шерсти, а позади животного — бронзовая чаша с обломком скалы причудливой формы и побегами бамбука.
— Это был любимый кот настоятеля! — низким голосом провозгласил Сунь. — Старик рисовал его бесконечно. Не правда ли, премило?
Судья счел изображение довольно посредственной работой дилетанта, но он понимал, что ценность картины определяется ее авторством — это был рисунок самого святого настоятеля.
— Замечательная работа! — вежливо произнес судья Ди.