Судья выпрямился и достал из рукава коробочку.
— Раствори содержимое в чашке горячего чая, — распорядился он. — Это болеутоляющее снотворное.
Он продолжал осмотр. Пульс девушки ему не особенно понравился, но было похоже, что никаких внутренних повреждений у нее нет. Она оставалась девственницей, и никаких следов избиения судья не заметил, если не считать кровоподтека на левом виске. Ди наложил на ссадины мазь и прикрыл сверху промасленными повязками. Судья с удовлетворением отметил, что госпожа Дин залепила рану на груди пленкой от яйца, и снова укрыл девушку. Затем достал из другой коробочки щепотку белого порошка и всыпал его в ноздри Белой Розы.
Госпожа Дин передала ему чашку с лекарством. Судья жестом попросил ее приподнять голову Белой Розы. Девушка чихнула и открыла глаза, судья заставил ее выпить лекарство, после чего ее снова уложили. Он присел на край постели. Девушка уставилась на него широко раскрытыми, непонимающими глазами.
— Позови сюда этих двоих! — повернулся он к госпоже Дин. — Скоро она сможет говорить, и они нужны мне как свидетели.
— Она уже... вне опасности? — встревоженно спросила госпожа Дин.
— Ни о чем не беспокойся, — ответил судья. Улыбнувшись, он потрепал ее по плечу и добавил: — Ты сделала все правильно. А теперь пригласи этих двух парней!
Как только вошли Дао Гань и Цзун Ли, судья ласково обратился к Белой Розе:
— Теперь ты в безопасности, дорогая. Скоро ты сможешь как следует выспаться.
Ему не понравилось странное выражение ее глаз.
— Поговори с ней, — обратился он к Цзун Ли.
Поэт склонился над девушкой и нежно позвал ее. Вдруг она словно бы пришла в себя, взглянула на поэта и еле слышно спросила:
— Что произошло? Мне снился кошмар?
Поэт опустился на колени рядом с ложем, взял девушку за руку и принялся нежно ее поглаживать.
Судья ободряюще произнес:
— Что бы это ни было, теперь все уже позади.
— Но они стоят у меня перед глазами! — вскричала она. — Эти ужасные лица!
— Расскажи мне о них, — попросил ее судья. — Ты же знаешь, как нужно поступать с дурными снами: как только ты их расскажешь, они утрачивают над тобой власть и исчезают, исчезают навсегда. Кто отвел тебя в галерею?
Белая Роза глубоко вздохнула. Уставившись на занавеси балдахина, она медленно заговорила:
— После представления я была в сильном смятении. Я всегда очень любила брата и ужасно перепугалась, когда тот человек угрожал ему своим мечом. Извинившись перед госпожой Бао, я отправилась к брату за кулисы. Сказала ему, что оказалась в очень сложном положении и что хотела бы побеседовать с ним наедине. Он велел мне идти в его комнату, по пути выдавая себя за него. Вы же знаете, что он был одет в костюм актрисы? — Она вопросительно взглянула на судью.
— Да, мне об этом известно, — подтвердил судья Ди. — А что произошло после того, как ты, направляясь к брату, встретилась в коридоре с нами?
— Свернув за угол, я столкнулась с госпожой Бао. Она была страшно рассержена, начала меня распекать и силком затащила в нашу комнату. Там она начала придумывать себе оправдания. Заявила, что несет за меня ответственность, а потому не может допустить, чтобы я общалась с актрисой, пользующейся сомнительной репутацией. Я обиделась на нее за грубое обращение со мной, и это придало мне мужества. Я объявила, что раздумала становиться монахиней. Потом добавила, что непременно должна встретиться с госпожой Оуян, с которой якобы я была хорошо знакома еще по столице.
Госпожа Бао довольно спокойно приняла мои слова. Она сказала, что, разумеется, я вольна принимать любое решение, но что в монастыре уже начались приготовления к моему посвящению и поэтому ей немедленно нужно уведомить обо всем настоятеля. Когда она снова вернулась, то сказала мне, что настоятель хочет меня видеть.
Обратив взор к Цзун Ли, девушка продолжала:
— Госпожа Бао повела меня к храму. Мы поднялись по лестнице справа. После нескольких подъемов и спусков мы наконец оказались в маленькой прихожей. Госпожа Бао велела мне переодеться в монашеское платье, поскольку являться на прием к настоятелю пристойно именно в таком облачении. Вдруг я поняла, что они пытаются насильно заставить меня стать монахиней. Я отказалась переодеваться.
И тогда госпожа Бао пришла в ярость. Я ее такой никогда не видела: она обзывала меня ужасными словами. Потом сорвала с меня одежду. Меня настолько ошарашила произошедшая с ней невероятная перемена, что я даже не сопротивлялась. Она втолкнула меня, голую, в соседнюю комнату.