Чей-то тихий голос пытался, похоже, ответить, но вынужден был умолкнуть, заглушенный новой порцией визга и ора.
– Ты думаешь, я не знаю! – продолжал бушевать наместник, наводя страх на всех, кто мог его слышать в этот поздний час. – Да ты еще подумать не успел, как я уже все знаю, про все твои сраные жалобы!
Тихий голос вновь что-то пытался ответить и, конечно, опять неудачно.
– Мерзавец! – гремел наместник. – Сволочь поганая!.. Видишь ли, ему наши порядки не нравятся! Да если бы не я, ты бы гнил сейчас в своем вонючем Ленинакане и помалкивал бы себе в тряпочку!
Тут в разговор вступил еще один негромкий голос, который вдруг быстро заговорил и даже попытался что-то такое выкрикнуть, но что именно – разобрать было совершенно невозможно, тем более под крики отца игумена, который то ревел, словно бык, то визжал, напоминая монастырского хряка, которого откармливал на ферме отец Александр, а то и, похоже, топал ногам, так что дрожала люстра и ходуном ходил под ногами пол.
– Да пиши хоть в Синод! – кричал игумен так, что звенела в шкафу посуда. – Хоть патриарху!
Затем раздался звук разбитого стекла и невнятный шум, похожий на обмен ударами на ринге, после чего раздался чей-то жалобный крик и все стихло.
Спустя полчаса машина скорой помощи увезла в больницу со сломанным носом келейника Маркелла, который все это время вел себя крайне мужественно и подробно объяснял всем желающим, что упал с лестницы, зацепившись ногой за ковер. Хоть время было позднее, но сам отец наместник проводил раненого до машины и три раза благословил его, напутствуя словами: «Терпи теперь» и «Не надо было наместника изводить». Был он непривычно бледен и, кажется, хотел сказать что-то более существенное, но, к сожалению, так ничего путного и не сказал.
Утром следующего дня вся братия передавала историю ночного побоища и с ужасом рассматривала кровавую дорожку, которая тянулась от монастырских ворот до крыльца административного корпуса.
Примерно в это же время из ворот монастыря вышел с небольшим чемоданчиком в руке отец Нестор, который взял курс на автобусную остановку, откуда и отбыл через полчаса в сторону богоспасаемого города Пскова.
Единственными, кто провожал его, были обвязанный бинтами Маркелл и отец Ферапонт.
А на очередном соборике отец наместник запретил монахам навещать отца Нестора в силу того – как выразился игумен – что это не полезно
Никого из друзей отца Нестора это, впрочем, не испугало.
Спустя две или три недели монастырские насельники узнали, что, разобрав случившееся, мудрый владыка Евсевий принял, как всегда, единственно правильное решение, а именно: не трогая отца наместника, отправил отца Нестора в дальний и глухой приход в деревню Устье, километрах так в пятидесяти от Пушкинских гор, наказав ему при этом построить в этой деревушке храм в честь Ильи Пророка.
Надо сказать, что только один раз я слышал от Нестора несколько фраз, касающихся его ухода из монастыря. Он сказал тогда:
«У меня всегда был в монастыре вопрос по поводу тамошнего послушания. Хорошо ли такое послушание, которое практикует отец Нектарий, – безоговорочное и бессмысленное, или все же нам надо поискать что-нибудь другое, что позволит и не унизить человека, и будет ему полезным?.. Думаю, ответ сомнений не вызывает».
Затем он добавил:
«Я думаю, к каждому монаху в монастыре нужен индивидуальный подход. Одному нужно одно, другому – другое. И только после того, как узнаешь монаха, можно уже требовать от него послушания, а не вообще абы что, чего он не понимает и чему внутренне сопротивляется».
Скандальный уход отца Нестора разделил свято-успенских насельников на два лагеря. Одни – как, например, Цветков, который сам немало натерпелся от наместника, – считали, что отцу Нестору следовало бы лучше остаться, потому что такова, видимо, воля Божья, против которой особенно не попрешь; тогда как другие (а их было, впрочем, по понятным причинам, совсем немного) считали, что Нестор, хоть он и нарушил монастырский устав, поступил совершенно правильно.
Вопрос, между тем, был на самом дел, далеко не праздный.
Как это ни странно, он настойчиво спрашивает нас о том, следует ли христианину исполнять все то, о чем говорил Спаситель, или же все вокруг говорит за то, что ему следует лучше идти привычным, накатанным и покойным путем, которым всегда шел и по-прежнему идет наш безумный, порочный и жестокий мир?
И ведь верно!
Спаситель говорит: «Умри», а христианин отвечает ему на это: «Не сейчас».
Спаситель говорит: «Исполни», а христианин отвечает ему: «Извини, но у меня еще много важных дел, которые требуют моего присутствия».