– Вот так. Нету, и все тут… Я все книги пролистал, – сказал Господь, как будто даже слегка оправдываясь за это смешное происшествие.
– Как же это? – спросил благочинный, быстро моргая и улыбаясь от неожиданности. – Это что же – совсем ничего?
– Как есть, ничего, – сказал Господь. – Я, слава Богу, читать еще не разучился.
– И как же мы теперь? – игумен развел руками. – Разве же без Книги можно?
– Это я уж не знаю, как, – сказал Господь, и благочинный вместе с наместником почувствовали вдруг, что Небеса больше не заняты их судьбой, а заняты своими собственными делами, отчего скрипели и раскачивались готовые вот-вот упасть декорации этого глупого сна, сквозь щели которого уже пробивался знакомый и желанный свет.
Тут, в свете приближающегося пробуждения, и благочинный, и игумен почувствовали, наконец, бремя своей наготы, которая вдруг стала тяжела им и неудобна, грозя вынести их прочь, в стремительно приближающийся день, в сторону которого, стыдливо прикрываясь мочалкой, они бежали теперь, подгоняя друг друга и не задаваясь вопросом, далеко ли может убежать человек, которого нету в вечной Книге жизни, – тем более что чем ближе к пробуждению, тем яснее становилось им, что никакой Книги жизни на самом деле никогда не было и быть не могло, потому что только сам человек был этой самой волшебной Книгой, которую иногда со слезами, иногда со смехом, а иногда и в ярости читал и перечитывал Господь, готовя одним из нас вечный свет, радость и покой, а другим одиночество, тревогу и память, от которых не было спасения.
Так, во всяком случае, следовало из их стремительного возвращения в явь.
А потом сон кончился и, цепляясь за его уплывающие обрывки, отец Нектарий глухо простонал, перевернулся на правый бок и проснулся.
А вместе с ним проснулся в своей келье и благочинный отец Павел.
40. Отец Павел. Мелочи из жизни благочинного
Вторым человеком в маленьком монастырском государстве был отец Павел – лицо, ответственное за все то, за что не был ответственным отец Нектарий,
Природа не была благосклонна к отцу Павлу, в чем мог убедиться каждый, кто захотел бы лишний раз обозреть все это обилие скрытых под рясой форм, поросших местами неаппетитными рыжими волосиками. Но, как это часто бывает, взамен природа наградила отца Павла божественным даром счета, который, конечно, не дается кому попало и вполне может считаться прямым напоминанием о себе вездесущих Небес.
Отец Павел считал все – монахов, туристов, паломников, птиц, сидящих на стене, количество горящих и не горящих свечей в храме и, конечно, казначейские билеты, именуемые в народе деньгами. Иногда этот процесс происходил у Павла в голове, о чем можно было догадаться по его отсутствующему виду и остекленевшему взгляду, но иногда он начинал считать что-нибудь вслух, и тогда все стоящие или сидящие рядом могли оценить быстроту этого счета, равной которой, конечно, не было ни в Новоржеве, ни в Опочке.
Став благочинным, Павел развернулся во всю силу своего таланта. Считать он теперь старался главным образом денежные купюры и поэтому быстро разбогател и стал относиться к своим собратьям несколько свысока.
Жил он теперь отдельно, на горе, а ездил на Мицубиси, к зависти местных, которые ездили Бог знает на чем, большую часть времени проводя со своим железом в автомастерских.
О скупости Павла ходили легенды. Сам отец Нектарий, прогуливаясь однажды в окружении братии в виду иконной лавочки, у ворот, где в это время торговал отец Павел, процитировал пушкинское, слегка его изменив: «Там Павел наш над златом чахнет» – чем вызвал веселый и понимающий смех идущих с ним рядом монахов.
Однажды, когда мы с Цветковым сидели в книжной лавке, я присмотрел для себя небольшую и дешевую книжку по истории нашего монастыря. «Надо получить благословение», – сказал Цветков и обратился к проходившему мимо отцу Павлу, чтобы тот благословил подарить мне эту невзрачную книжку, которой цена была алтын в базарный день.
Выслушав Цветкова, отец Павел просунул свою голову в лавку и забормотал быстрой скороговоркой:
«Книжка, книжка… У нас скоро, знаешь? Сами издавать скоро книжки будем, вот что, прямо тут, в монастыре. Отец игумен уже ездил куда надо, договаривался. Все – открытки, книжки, иконки. Так что пусть покупает», – заключил отец Павел и полетел прочь.
«Ну, вот, – сказал Цветков, беря у меня из рук книжку и возвращая ее на полку. – Лучше завтра приходи».
Выше я как-то уже рассказывал, что, когда Павел был за какие-то провинности сослан Кенсорином в Новоржев (вместе с Евтихием и, кажется, за воровство или, как говорили знающие люди, за слабость в исполнении четвертой заповеди), там уже служил Тимофей, от которого мы знаем несколько подробностей тогдашней жизни будущего благочинного.