У Павла, как рассказывают, уже была машина, не то «копейка», не то «тройка», и вот в рыночный день, в воскресение, Павел подъезжал на рынок, затем раскладывал на капоте машины крестики, иконки, бутылочки со святой водой и бутылочки с освященным маслом и с упоением торговал ими, зазывая народ немудреными скороговорками.
«Покупай, покупай товар православный, подходи, подходи, бери, пока подешевело… Покупай, покупай, товар православный… Все освященное, без обмана, прям из храма, подходи, не жалей».
Очевидцы говорили, что это был полет, а не торговля.
Вечером, вернувшись в свою комнатку, Павел шелестел, отгородившись от сокомнатника широкой спиной, деньгами, пересчитывал, складывал бумажки одного достоинства в разные кучки и при этом мурлыкал себе под нос какую-нибудь ерунду, вроде «денежки, денежки, денежки бумажные», отчего его сокомнатник приходил в ярость и накрывался подушкой, хотя по здравом размышлении следовало бы увидеть тут скорее большого ребенка, перекладывающего свои любимые кубики, чем взрослого дядьку, у которого только одно удовольствие в жизни и осталось: посчитать все, что попадется ему навстречу, а потом аккуратно разложить это посчитанное по одному ему известным местам.
Страсть к торговле и счету не прошла и после того, как отец Павел был рукоположен в диаконы, а потом и в иереи. Манеры его по-прежнему оставляли желать лучшего. Впрочем, случались вещи и похуже плохих манер.
В Пасху 2008 или 2009 года случилось приехать из Пскова давнему прихожанину монастыря Диме Р., совсем молодому и слегка заторможенному юноше, который волей обстоятельств переехал из Пушкинских гор в Псков, но по большим праздникам, как правило, возвращался назад, а на ночь оставался у кого-то из знакомых.
На этот раз никаких знакомых не оказалось, и Дима решил просить о ночлеге у отца благочинного, тем более что тот, конечно, его хорошо знал.
– Отец благочинный, – сказал он, подойдя к Павлу. – Христос воскресе.
– Воистину, – отозвался отец благочинный, который как раз занимался свечами.
– Хотел спросить у вас, не позволите ли мне переночевать до утра?.. Я бы и так устроился, да только уж больно ночами еще холодно. Боюсь, замерзну.
– Что? Что? – забормотал Павел, разворачиваясь к Диме. – Ты что думаешь, монастырь – это что? Для всяких нищих, что ли? Ты сам посмотри. Ну, кто ты такой?
– Дмитрий я, – сказал Дима, чувствуя вину за то, что побеспокоил такого важного человека.
– Вижу, что Дмитрий, – сказал отец благочинный, с презрением оглядывая просителя. – Вот если бы ты мне дал, сколько полагается, то я бы тебя отвел в хороший номер, с телевизором, с видаком и рефлектором, и лежал бы ты у меня под хорошим одеялом, а не просил бы, как нищий копеечку… А так, чего с тебя возьмешь?.. Маета одна.
К счастью отец Николай, стоящий рядом, услышал отца благочинного и сказал:
– Сам подумай, Павел. Если с ним что-нибудь случится, то виноваты будем опять мы… Надо нам это?
Отец Павел на минуту задумался, а потом сказал:
– Тогда – под твою ответственность. Пускай его в кладовку на первом этаже… Только имей в виду, что там крысы.
– Уж как-нибудь с божьей помощью, – пролепетал Дима.
Но его уже никто не слышал.
Вытрясать из людей деньги было второй специальностью Павла, которой он гордился, кажется, больше, чем одеянием священника, и делал это с выдумкой и изяществом. Одна история с пушкиногорским иконостасом должна была, по моему мнению, поставить отца Павла в число самых отъявленных художников своего дела, когда-либо проживавших в Пушкиногорском районе.
История эта была проста и незамысловата.
Иконостас пушкиногорского храма порядком обветшал и нуждался в серьезной реставрации.
Именно поэтому внутренние ворота монастыря украшала с некоторых пор большая церковная кружка с пояснением: НА НОВЫЙ ИКОНОСТАС, а к ней еще небольшая приписка: По благословению отца игумена
Фокус заключался в том, что содержимое этой кружки регулярно вынималось, но сама кружка оставалась на месте, всегда открытая для новых и новых пожертвований на пользу никогда не стареющего иконостаса.
– Такая вот беда, – говорил отец игумен какому-нибудь сердобольному доброхоту, желающему внести свой посильный вклад в дело реставрации иконостаса. – Краска осыпалась, дерево трескается, просто не знаем, что и делать. Одна надежда на таких, как вы.