– Ну, вы и нахал, – сказал мужчина, разводя руками и, судя по всему, не желая больше быть всеобщим посмешищем.
– Между прочим, я вам рубль сэкономил, – ответил Павел, притоптывая ботинком и давая понять, что разговор окончен.
42. Отец Павел и его мед
Монастырская пасека была от монастыря в двух шагах, километров за пятнадцать. Живущий на пасеке прирожденный пчеловод, дед Лука, время от времени запивал, ставя тем самым под удар всю работу пасеки, а чтобы этого не случилось, монастырь время от времени посылал ему в помощь кого-нибудь из послушников, которые могли бы, в случае чего, привести деда Луку в чувство или, по крайней мере, проследить, чтобы он не спалил случайно всю пасеку и не лишил бы монастырь заслуженного достатка.
На этот раз на пасеку отец благочинный отправлял недавно поступившего послушника Сергея, бывшего офицера госбезопасности, которого каким-то странным поворотом судьбы выдернуло из чекистской общины и забросило в общину монастырскую, так что еще неизвестно было, какая из них лучше.
– Ты мед не ешь, – говорил благочинный отец Павел, напутствуя Сергея перед тем, как отправить его на пасеку. – Даже ни-ни… не думай. Одна банка знаешь, сколько?
– Сколько? – спросил Сергей, любящий во все вносить ясность.
– Ого-го, сколько, – закричал Павел, почувствовав в собеседнике дух противоречия. – Двести пятьдесят рублей не хочешь?
– Да не ем я меда, – сказал бывший чекист, а ныне послушник Свято-Успенского монастыря. – На что мне он сдался, мед этот?
– А мне откуда знать? – спросил Павел, с подозрением оглядывая беспокойного послушника. – У нас тут был перед тобой один, так тоже говорил – не ем, не ем. А после стали считать и недосчитались знаешь, сколько?
– Сколько? – спросил Сергей.
– Ого-го-го, сколько, – закричал Павел. – Вот пойду сейчас да наместнику-то и скажу, чтобы он тебя подальше от меда-то держал.
– Ну, пойди, – сказал Сергей, насмешливо глядя на отца благочинного. – А кто в это Глухово тогда поедет, кроме меня-то?
– Уж найдем, не беспокойся, – сказал Павел, морща лоб. – Желающих много найдется, можешь не волноваться.
По глазам его, впрочем, было видно, что охотников ехать на пасеку было в монастыре не густо.
– Вот пусть и едут, – сказал Сергей и засмеялся. – Как раз они тебе весь мед-то твой и слопают… А ты как думал?
На лице Павла появилось явно беспомощное выражение. Поскольку разговор шел не о счете и не о деньгах, то он вдруг почувствовал свою беспомощность и даже посмотрел зачем-то на небо, словно надеялся, что Небеса помогут ему разрешить эту проблему.
Но небеса, как всегда, слукавили и вместо прямого и вразумительного ответа прислали благочинному наместника отца Нектария, который как раз вышел прогуляться перед ужином и случайно забрел на хозяйственный двор.
– Ну?.. Что тут у вас? – спросил он, подходя к стоящим возле грузовика отцу благочинному и послушнику. – Кричите, аж у ворот слышно.
– Вот, – сказал Павел, показывая на Сергея. – В Глухово едет.
– Вот и хорошо, что в Глухово. Давай, поторопись, – сказал отец наместник, глядя на Сергея. – А то Лука нам там все ульи пропьет. С него станется.
– И с медом там поаккуратнее, – не удержался Павел. – А то знаем мы вас.
– Вот и ехали бы сами, – сказал Сергей.
– Вишь, какой, – сказал Павел, ища защиты у наместника. – И все-то ему не так, как надо.
– Не кипятись, не кипятись, Павлуша, – сказал наместник – Человек военный, понимает, что в монастыре тоже что-то кушать надо. Пчелы, это ведь для дела, а не просто так… Знаешь, сколько я в день трачу, чтобы эту ораву прокормить?.. Да еще трудники, вот и посчитай.
Последние слова он говорил, уже уплывая вслед за своим животом в дверь трапезной.
– Ну, вы слышали, – сказал отец Павел, проводив наместника глазами. – Собирайтесь и поезжайте. И чтобы до меду – ни-ни. Даже и не думайте!
– А, чтоб тебя, – пробормотал себе под нос бывший чекист, но дальше эту тему развивать не стал.
43. Отец Илларион. Сомнительные речи. О том, что конец света совершается в сердце, а не в мире
И было это в тот час в конце службы, когда Илларион взошел на гору возле храма и сел на пустую скамейку в ожидании слушателей, но вместе с тем готовый сказать свои слова даже в том случае, если рядом не окажется ни одного прихожанина или монастырского насельника. И, словно по заказу, из-за кустов показался Алипий, который не спеша присел на край скамейки, а за ним – послушник Тихон, про которого рассказывали, что он, бывало, мог молиться двое суток подряд, не выпуская из рук «Молитвослова».
– А вот и жнецы, – сказал Илларион, подвигаясь, чтобы дать сесть послушнику Тихону. – А пшеница уже созрела.