Как бы то ни было, но скоро в Новоржеве образовались две партии, одна из которых стояла за то, что Павел полакомился учебником алгебры Киселева, а другая – что он употребил для этого таблицы Брадиса. Партии в открытую не враждовали, но относились друг другу более чем прохладно, пока волей случая перевес не произошел в пользу партии арифметики Киселева.
Это случилось, когда, проходя мимо кельи отца Павла, Цветков, разделяющий точку зрения киселевцев, услышал доносящиеся оттуда странные звуки. Заглянув в келью, Цветков застал отца Павла, держащего в руке учебник арифметики Киселева и вкушающего химические реактивы, отчего сам он светился и висел в воздухе безо всякой опоры, что было, несомненно, признаком святости, о чем немедленно было доложено отцу Нектарию.
А дальше все пошло своим чередом.
45. Паломники
– Вон, в Острове-то, – говорила одна паломница другой, – и накормили, и напоили, и спать уложили, и ничего не взяли, ни копейки. А тут?.. За какой-то паршивый обедик содрали 400 рублей, нет, ты представляешь?.. Четыреста рублей!
Простая, но многообещающая мысль брать с паломников деньги за трапезу и ночевку пришла в голову, конечно же, Павлу, и была немедленно доложена отцу Нектарию, который сразу понял, что к чему, и, недолго думая, наложил свою резолюцию, которая гласила: Быть посему
Сначала бумага с ценами на весь спектр услуг висела прямо на монастырских воротах, рядом с объявлением о том, что фотографировать на территории монастыря можно, лишь заплатив сто рублей.
Потом эта бумага переселилась в храм, но после того, как возмущенные паломники из Москвы содрали ее и выбросили в помойное ведро, бумагу повесили в трапезной, правда, на самом видном месте, так, чтобы каждый желающий мог узнать, что завтрак, обед и ужин будут стоить паломнику 650 рублей, экскурсия по монастырю 1000 рублей, ночевка без особых удобств 400 рублей, а с особыми – 800.
Положив руку на сердце, следовало бы сказать, что, в некотором роде, мысль о вреде паломничества была в чем-то вполне справедлива. Русский человек, вечно обездоленный, вечно страдающий и несчастный, всегда готов поверить в то, что где-то далеко или где-то совсем близко его ждут чудеса и великие святые, готовые разрешить все его беды, стоит лишь ему доехать до нужного места, поклониться святыне и усердно помолиться.
Для многих паломничество становится своеобразным спортом и вместе с ним – забвением о Боге, когда Бог, по сути, становится ненужным, ведь все надежды теперь отданы тому или иному святому, от которого зависит сам исход дела.
Один мой знакомый столичный батюшка сказал как-то при мне, указывая на молящуюся возле нас женщину:
– Ты только посмотри на нее!.. Дома грязь, дети немытые, с работы гонят, потому что она работать не хочет, а ей, понимаешь, вздумалось записаться в паломницы. Она думает, раз тут не вышло, так выйдет в другом месте. Не вышло у святого Сергия Радонежского, так выйдет у Серафима Саровского, как будто это магазины. Тут размер не подошел, так подойдет в следующем… Иногда мне кажется, – батюшка понизил голос, – что на самом деле они просто чистые язычники и, уж во всяком случае, не христиане…
Сказанное было произнесено, конечно, в сердцах, но при этом, мне кажется, оно было весьма и весьма недалеко от истины.
Кстати сказать, наш игумен, отец Нектарий, тоже не питал особенно теплых чувств к паломникам, хотя и отдавал себе отчет в том, что от них все же есть монастырю хоть какая-то реальная польза. Это, впрочем, не мешало ему ворчать всякий раз, когда он видел очередной экскурсионный автобус и вываливающихся из него путешествующих.
– Нечего тут расхаживать, – он с неудовольствием разглядывал партию только что прибывших паломников. – Ишь, разъездились, понимаешь… Чего дома-то не сиделось?
– К Фекле Псковской ездили, – говорила новоприбывшая странница, не понимая, что от нее хотят.
– И зачем? – спрашивал Нектарий сердито. – Или у вас в Москве святых, что ли, мало?
– Так ведь как же, батюшка, – паломница с уважением глядела на этого обширного священника, который соизволил перекинуться с ней парой слов. – Фекла-то…Она ведь от бесплодия подает помощь.
– Тебе-то зачем? – спрашивал неделикатный игумен, заливаясь веселым смехом и приглашая посмеяться вместе с ним всех рядом стоящих.
– Так ведь это не для меня, а для племянницы, – паломница с удивлением глядела на разошедшегося монаха, не понимая, чем так рассмешили присутствующих ее слова. – Она всем помогает.
– Для этого, между прочим, другой способ есть, – говорил отец Нектарий и, довольный, удалялся прочь в окружении монахов, стыдливо опустивших свои глаза в землю.