сеть — смешался с толпой бродяг и рыбаков Галаца. Ночи проводил он в землянке, скрытой в
полях созревающей кукурузы, волны которой с трёх сторон наступали на город, готовые
поглотить его.
Там, растянувшись на земле и подложив руки под голову, он глядел в небо — как кружатся в
хороводе звёзды, и задремывал поздно, завидуя сну казака, забившемуся, вроде барсука, в
землянку.
Утром и вечером он держал путь к телеге валаха, где не спеша выкушивал стопочку водки или
наполнял штоф сливовым уксусом для мамалыги с варёной рыбой.
От эдаких мучений и от ожидания его одолела болотная лихорадка и трясло каждые два дня с
такой силой, что зубы у него стучали, как костяное било. Он дрожал мелким бесом, но думал о
том, что все его страдания окупятся сполна.
Скороамбэ напал на след Амоашея. Парнишка из конюшни выведал, что там втайне готовятся
принять дорогую лошадь. Петля затягивалась. Однажды ночью, когда подвыпивший казак в
сотый раз объяснял, как он вырастил Мурада — холил и лелеял его больше, чем царевича во
дворце,— глядь: перед ним откуда ни возьмись Скороамбэ. Он узнал, что старший конюший
получил от Яни приказ подвести на заре к его крыльцу коляску в сопровождении двух
вооружённых конюхов верхами. Это поведал сам конюший батракам за стаканчиком цуйки:
ему, сказал он, грек открыл, что должен встретиться с одним купцом для покупки жеребца... Но
застенчивый купец не хотел вводить свой товар в город. Он просил разрешения встретиться за
городской чертой на скошенном кукурузном поле, у бывшего турецкого редута. Уговорились
быть там на восходе солнца. И чтобы конюший вместе с двумя верховыми попридержал купца,
если у того возникнут иные намерения.
Из того, что сказал конюший — как это передал парнишка,— для Скороамбэ стало совершенно
ясно: конокрад уговорил грека принять коня вдали от людских глаз. У него не хватило
смелости привести скакуна в город даже ночью. Может быть, чувствовал слежку.
С другой стороны, Яни не пошёл бы на сделку, кабы речь не шла о коне, по которому он
сохнет, то есть о белом Алкионе.
— А деньги? — вымолвил священник.
— Про это парнишка ничего не знал. Думаю, грек привезёт их.
— Но если по дороге его ограбят разбойники? — И батюшка, прикрыв один глаз, заговорщически
пожевал бороду.
— Тогда упустим жеребца, — возразил Скороамбэ.— А так захватим и коня, и грека, и
хозяйскую награду за голову Амоашея.
Святой отец успокоился.
— Молодец, Скороамбэ... Ты весьма осмотрителен. А я в одних лошадях смыслю, в людях
же ошибаюсь,— закончил он, лукаво вздыхая.
Но втайне подумывал, хорошо бы избавиться и от русского, и от боярина и, вырвав скакуна из
когтей конокрада, оставить его себе.
После торопливого отъезда Скороамбэ священник всю ночь провёл как на угольях, терзаясь
тревожными мыслями. Мучительно пытался он себе представить, как встретятся грек с
конокрадом, и не мог. Кто кого надует?
Он так и видел Яни в пролётке с мешком денег, зажатым в ногах. А Амоашей? Верхом на
жеребце или держа его под уздцы? И как его передаст? То есть как произойдет обмен? Грек
протянет конокраду деньги. Но как тот вручит греку лошадь? Ведь разбойник может, сидя
верхом, схватить деньги и дать дёру. Три скачка — и он уж далеко, а Яни остался с носом... До
Яни ему какое дело — он о себе думает. Значит, непременно нужно, чтобы конокрад вначале
спешился... И священник ужаснулся глупости грека.
Но он всё возвращался к тому же. Может быть, грек, как человек осмотрительный, потребует,
чтобы до начала торга коня передали в руки его людей, и только потом отсчитает деньги. Здесь
поповские мысли окончательно смешались, и он просто не знал, как разрешить эту путаницу.
Но быть может, слуга удержит коня, невзирая на его норов?
Батюшка поочередно влезал в шкуру каждого — то конокрада, то грека, мучительно пытаясь
предугадать их мысли, чтобы знать, как защищать их интересы в этом столкновении. Он
мысленно поучал их, какие меры должен принять каждый, дабы не быть обманутым и,
наоборот, провести другого. Потом, оставив их в покое, вернулся к себе и к русскому.
Предположим, что Яни купит скакуна. Как заполучить его у грека прямо там, на месте? Казак
поручился, что ему не понадобятся ни люди, ни оружие, ни даже петля. Только бы это оказался
его Мурад — казак у дьявола его вырвет, не то что у человека. А он как идиот... Послушался