начинали причитать, лязгать зубами, словно плясали под мелодию хозяина. Сколько длилось
это напоминающее цирк представление — трудно сказать. Я был не просто сбит с толку и
ошеломлён... Я был загипнотизирован. Я застыл, вцепившись в сук дерева и бросив ружьё на
колени... Я не чувствовал холода, но, видно, из-за неподвижности меня пробрало до мозга
костей, и от этого я вдруг пришёл в себя и пошевелился. Тут ружьё стало падать, я хотел
схватить его, но свалился с кукурузных стеблей и, перевернувшись несколько раз, оказался у
подножия дерева, рядом с волками, которые тут же сердито поднялись на ноги.
Но не успел ни один из них на меня кинуться, как Волкарь с устрашающим воем спрыгнул
прямо в центр их круга, подняв наподобие скипетра палку.
Снизу, с земли, он показался мне гигантом — меховой тулуп раскинулся фалдами, конус шапки
загородил луну, которая выглядывала по краям, окружая его голову нимбом. Широко
раскрытые глаза его метали молнии, огнём светились и распростертые руки, в особенности
пальцы: то была фосфоресцирующая материя, какою горят светляки. И снова этот сильный
запах, дух, которого никто не мог вынести, эта едкая, сшибающая с ног вонь.
Волки застыли. Человек опять приложил что-то ко рту, теперь я хорошо видел — это был
горшок, и стал торопливо извлекать из него звуки всё более короткие и настойчивые,
задыхающиеся, булькающие где-то глубоко в глотке; и тут волки, поджав хвосты, стали
отступать, раздвигая сомкнувшуюся вокруг нас цепь.
— Быстрее влезай на падуб,— приказал мне тихо Волкарь, наполовину оторвав лицо от
горшка, в котором кипело эхо воплей.
Я попытался подняться, но не смог. Страшно болела лодыжка.
— Не могу,— простонал я,— очевидно, разорвал связки.
Волкарь, отступая назад, приблизился ко мне и сел на корточки.
— Лезь на закорки, быстрее.
И он согнулся как мог, превратись в небольшую горку, так что я, подтянувшись, обвил его шею
руками. Тогда я был ещё тоненький и лёгкий.
Человек встал, распрямился, чтобы я смог получше разместиться на его широкой спине, и
пошел, держа меня за плечами; он по-прежнему издавал волшебные звуки, продолжая свой
разговор с волками, которые сломали круг и снова собрались стаей во главе с самым большим
хищником.
Я согнул колени, чтобы ноги не волочились по земле и не цеплялись за камни и корни. Так я
сидел у него за спиной, глубоко вдыхая колдовской запах, которым он побеждал диких зверей.
Теперь я чувствовал всю магическую силу этого запаха. Его руки, и в особенности пальцы,
продолжали светиться фосфорическим светом, я видел этот свет впереди, когда он протягивал
палку к хищникам и играл ею, а они, шаг за шагом, отступали перед ним.
После некоторых колебаний стая сдалась... В подобных случаях не должна проливаться кровь.
Одна-единственная капля человеческой или звериной крови — и чары рассеются. Ничто не
могло бы остановить катастрофы. Но Волкарь избежал её...
Вопли, всё более отдалённые, приглушённые мглистой вуалью луны и молчания, потерялись,
таинственно скрылись за горизонтом. Что было потом — не знаю... От волнения, от боли я,
очевидно, потерял сознание или, быть может, просто заснул. Знаю только, что проснулся я в
спальне на своей кровати. Совсем уже рассвело, и пристав, по обыкновению, принес мне в
постель кофе...
Как пробрался Волкарь в мою комнату, держа меня на закорках, осталось тайной. Если б не
боль в щиколотке, я был бы уверен, что видел сон...
Доктор установил, что это был просто вывих, наложил повязку, и я мог ходить, всунув ногу в
ботик и опираясь на палку. Лежать в постели было невозможно — ещё утром пришла
телеграмма, извещавшая, что я должен явиться в Бухарест и получить новое назначение. Я
собрал вещи и тут же уехал.
— А Волкарь?
— Больше ничего не знаю. Я бросил всё, не оглядываясь и не задумываясь. Переехав в Бухарест, я
начал делать карьеру и сам принуждён был стать колдуном, только у другого сорта зверей — у
людей, с которыми, как вы знаете, я много бился. Но ваш спор о волшебной охоте всколыхнул
во мне прежние чувства, и я отчасти постиг тайну случившихся со мной событий.
— Как вы думаете, что за огонь исходил от глаз и рук человека? — спросил кто-то.
— Теперь уж не знаю. Но когда я лежал там в окружении волков, все инстинкты во мне пробудились