девочка выросла, была послана в пансион в Бухарест, стала барышней и принимала его каждое
лето, когда приезжала на каникулы, а следом за нею шла всё та же горничная с тем же
подносом. Гость смотрел на неё и не видел ни того, как она растёт, ни как становятся длиннее
её платья, ни как округляются её груди. Со своего высокого стула он лишь оглядывал
именьице, окружавшее усадьбу со службами.
И вот однажды, в середине июля, господина Михая прямо на току разбил удар. Сразу побежали
к ...опулосу. Он нашёл в доме полный кавардак и бедную Анджелику, беспомощную, в руках
управляющих, ростовщиков. Он энергично вмешался, взял на себя все хлопоты по хозяйству,
устроил господину Михаю пышные похороны, приласкал девушку, ободрил её... и занялся
делами наследства. Кроме неё, других наследников не было. Поместье, опустошённое долгами,
что зуб с дуплом. Кредиторы налетели словно волки. Анджелика испугалась, заплакала... и
отдалась в руки своего избавителя ...опулоса. Тот, как честный человек, позвал должностных
лиц, дабы они ввели её в права наследства, и принялся разбираться в делах. Прежде всего он
преградил путь своре кредиторов, тащивших векселя и заложные письма, проверил вместе с
Анджеликой её ценные бумаги. Он предотвратил наложение секвестра на урожай, скот и службы
и противостоял ненасытным банкам. Но не было никакой возможности покрыть долги, и именьице
должно было пойти с молотка. Это был единственный выход. Тут уж ...опулос вырвался на простор,
он прямо грыз удила и в этих бегах оставил далеко позади всех участников, купив поместье с
барышней Анджеликой в придачу.
Ибо что было делать девушке? Куда идти? Она осталась в усадьбе, но у неё не было никакой
поддержки, кроме ...опулоса, которого она знала с детства и благородную душу и твёрдую руку
которого почувствовала в достаточной мере.
А как было поступить ...опулосу? Выбросить её на улицу? Сделать любовницей? Он был честный
человек, и он на ней женился.
До тех пор люди не только одобряли его холостяцкую жизнь с бесчисленными любовницами, но
и восхищались и прославляли его за это. Но тут, как только он женился, все недовольно надули
губы и даже стали над ним издеваться. Люди отказались верить в те достоинства, которыми
сами же до тех пор его наделяли. Они уже не видели, что он всё так же прям, высок и статен,
по-прежнему крепок и полон мужества, как и до женитьбы; они почитали его хуже кастрата, что
ходит по городским ярмаркам с подносом, полным пряников.
И пошли сплетни.
— Слышал, старикашка-то как расхорохорился!
— Человеку за семьдесят, и не стыдно над девочкой-то издеваться!
— Что ты хочешь, покуролесил в своё время, и хватит! А теперь вырастут у него рога.
— Он ведь в отцы ей годится, отказал бы ей именьице в приданое да выдал бы её замуж за
подходящего молодого человека.
И другие оскорбления, какие говорят по этому случаю.
Но аппетит приходит во время еды, а любовь жены — в постели. Грек, как все восточные
люди, был неотразим. И скоро признательность Анджелики перешла в любовь.
...опулос знал своё дело. Не прошло и года, как жена родила ему девочку.
В городе и в деревнях его поместья — большая тревога, возмущение, сплетни, пена у рта.
Особенно негодуют женщины.
— Ну не говорила ли я тебе?! Она прижила ребёнка с управляющим. У ребёнка глаза точь-
в-точь, как у того, голубые. (Голубые глаза были у Анджелики, но клеветники не хотели этого
видеть.)
Всё это жужжали в уши и ...опулосу, и он огорчался, расстраивалась и его жена. Но в конце
концов всё обошлось. Только управляющего взяли да выгнали — так, ни с того ни с сего.
Грек, чтобы развлечь жену и чтобы лучше было дочурке, переехал в город. С одобрения жены он
открыл двери дома и стал устраивать каждую неделю пышные приёмы. Цвет города во главе с
важными чиновниками заполнял его салоны. Грек воображал, что, выставляя свою жизнь
напоказ всему городу, обезопасил себя от любых подозрений, до некоторой степени
простительных, пока он оставался в глуши, в деревне.
И он опять взялся за свое: не прошло и полутора лет — маленькую Фульгулицу не успели
отлучить от груди,— как жена родила ему ещё девочку. Имя ей дали чисто греческое —
Ламбра, Ламбрица. Ярость горожан теперь просто клокотала.
— Подумайте, привёз её как раз куда надо, — говорили о госпоже Анджелике, — в город, где
стадами ходят мужчины.