образуя бурлящий водоворот, а потом, сдавленная с двух сторон, изливается в омут, в заросшее
тиной озеро, через которое течет дальше. Здесь знаменитый брод, где ловят рыбу, и запруда
Почовелиштя. Два ряда столбов, вбитые друг напротив друга поперёк рукава, преграждают путь
воде. Один ряд со стороны омута, другой обращён к Дунаю. Между ними — тинистая яма
омута.
Чёрные сваи, выглядывающие из воды наподобие мачт,— скелет запруды,— стоят там
незыблемо десятки лет. Только изгородь, их соединяющую, каждую весну привозят из деревни.
Люди вытащили здесь лодки на берег, чтобы разгрузить материал для запруды. Бригадир
мелькал то тут, то там, отдавая приказания шиворот-навыворот; эдакий тупица, черномазый и
губастый, которого недавно сделали бригадиром. Чванливый болтун, он страшно пыжился,
чтобы прослыть умником. А на самом деле был просто дурак дураком.
— Амин,— приказывал он, видя, что люди совсем его не слушаются,— Амин, давай сюда!
Рослый рыбак отделился от группы товарищей и последовал за бригадиром. Взобравшись на
перекладину, соединяющую столбы с одного берега до другого чем-то вроде моста, они
осмотрели каждую сваю, побили её со всех сторон, попробовали, не качается ли... Под ними,
сумрачная, быстрая и суровая, текла вода; она пробивалась из Дуная к омуту между чёрными
столбами, ударяясь о них с тяжелым, приглушённым воем, и глубинные подземные толчки
отдавались в сваях, сотрясая их.
Они сошли вниз.
— Не беспокойтесь,— заверил людей бригадир.— Столбы ещё тысячу лет продержатся... Ну,
ударим разок-другой молотком — только так, для смеха. Тыквы! Эй, где же тыквы? — кипятился
он.
Двое прыгнули в лодку, подъехали к ближайшему столбу и попытались привязать к нему
пустую тыкву. Течение рвало её из рук, как ураган бумажного змея. Потом вторую привязали к
средней опоре и третью — к столбу у противоположного берега. Все три нацелились, словно
стрелы, на озеро. Прочные верёвки гудели, натянутые, точно проволока.
— Хм! Здорово несёт к озеру. Если верить тыквам, вода не спадет и за неделю. Как ты думаешь, Амин?
— Да брось ты свои глупости... Что знают эти сухие головы? Ты на поверхность не смотри: вода
идёт теперь глубиной. Сперва там меняется. Сила вся под низом.
— Ну а ты как думаешь? Когда?
Амин ничего не ответил. Раздетый, он вошёл в воду, держась за кустарник. Но вода не
стерпела. С силой ударив Амина по ногам, она повалила его... Пришлось, чтобы вернуться назад,
плыть до столба и за него ухватиться.
— Сегодня не скажу, только послезавтра,— решил он и отошёл в сторону, чтобы разжечь
костёр.
Потом они дни и ночи по очереди не спускали глаз с тыкв, прислушиваясь к завыванию вод,
выслеживая перемены.
На третий день вечером Амин снова вошёл в омут. Он с трудом добрался до первого столба. Вода
была ему по горло, она бурлила и захлестывала его пеной. Каждая часть его тела — грудь,
руки, ноги — гудела по-своему, в зависимости от глубины, на которой находилась в воде; подобно
антенне, он определял быстроту течения, силу ударов воды — точно твёрдого предмета — на
разных уровнях его тела и делал выводы. Особенно чутки были ступни — они брали пробы,
измеряли, принимали сигналы о мыслях вод на глубине, где носились рыбы. Несколько раз он
окунулся с головой и, посидев под водой, решительно вынырнул.
— От сегодняшнего через три дня надо кончить запруду.
Товарищи глядели на него вопрошающе.
— У берегов вода стала спокойнее. Теперь ждать недолго, она будет возвращаться.
— А в середине?
И бригадир показал на перекладину посреди реки: она тревожно дергалась, и от этого дрожали
столбы.
— И у середины нет уже прежней силы... Я против неё выстоял. Скоро ветер выдует озеро
в Дунай.
Он сказал это так, будто видел, как оно изрыгает воду.
— Да ты что, не замечаешь, вода и не думает спадать. На Дунае она всё такая же высокая,—
дразнил его бригадир.
— А я разве говорю, что она спала? Только я опустил руки в воду... и течение их не сносит.
Посмотри, оно дало мне даже утащить вот это.
И он разжал кулаки, полные песка.
— Песок песком, а вот как рыбы? Речь о них — заплывают они ещё из Дуная?
И грозный бригадир хмуро на него глянул.
— Пока я перебирал воду, ни одна не проплыла. Ты ведь знаешь, Дунай отлучил их от
груди.
— Тогда что же они делают?