ошеломляюще таинственное... Их бог не ходит но облакам: он несется на рокочущих волнах,
через водовороты и быстрины, на китах и белугах. Одна из них сейчас здесь заперта, значит,
бог где-то близко.
Торжественный трепет, словно озноб, сотряс всё его существо, точно он услышал зов трубы.
Потом второй, третий, всё быстрее, всё чаще. Он дрожал, будто охваченный страшным
ознобом, зубы у него стучали, как неумолчная трещотка. Что это, снова вернулась лихорадка?
Потом дрожь прекратилась, и он начал гореть. Какой-то внутренний огонь, добрый и ласковый,
точно печка, когда войдёшь зимою в дом. Он успокоился... Ему было хорошо. Теперь он мог
смотреть и не падать в «небо», что было под ним.
Он прислушивался к себе и понимал — это второе, глубокое превращение. Теперь ему не было
дела до работы... С той минуты он посвящал себя размышлению, ставшему отдыхом... Как его
дед... Уж не постарел ли он вдруг, внезапно? Он снова прислушался к себе: возможно! Но как
бы то ни было, это старость какая-то новая, это иное обличье жизни... Старость, обогащённая
безмерными сокровищами того, что было и что будет, драгоценное воспоминание, какое-то
высшее бескорыстие, беспристрастие человека, благосклонно взирающего на всех с высоты
своего парения. Старость, обретшая милосердие, отрешённая от плоти, но не утратившая силы,
внутренней напряжённости,— как для полета. Разве это может быть старостью, когда он
чувствовал, как клокочут в нем могучие соки, мгновенно выжатые из тысяч и тысяч других
жизней, и самое ценное из всех них было даровано ему?
Теперь он окончательно понял: жизнь — не сегодняшний день, и не завтрашний, и даже не
целый год. Для настоящей жизни достаточно и мгновения, мгновения полного, в котором кулак
судьбы спрессует время в одну слезу духа. Мгновения, когда он ребенком впервые изловил
рыбу — карпа вдвое больше его самого. Мгновение, когда однажды ночью, склонясь над
дедушкой, он услышал его шёпот и последний вздох, от которого застыло время, и тогда он
слил свою душу с его душой. Эти мгновения — не время, и они никогда не умрут...
Внутренний огонь стих. Пот, точно роса, выступил у него на лбу. Теперь его охватило
спокойствие всепобеждающей уверенности. Зачем копать, зачем искушать свою душу
вопросами и сомнениями? Это дело времени, будущего. Не лучше ли оставить неразрытыми
богатства судьбы, благоразумно удовлетворившись сознанием, что они там спрятаны, точно
скупец, не отрывающий клада, затаённого его предками в подземелье, над которым он спит?
И вот ему открылся другой, великий источник жизни, позабытый за делами, заслонённый от
него до тех пор нетерпением, работой и заботами: воображение. Он сразу заполнил пустоту
одиночества и отчаяния видениями, он создал для него мир и приготовил его для неслыханных
дерзаний, помог достигнуть недостижимого.
Он закрыл глаза и мысленно проник сквозь хрустальные слои своего водного «неба», открывая
один за другим все его своды. Как сверкают там таинственные созвездия струй, держась за
руки в фантастическом хороводе, окружающем вселенную! Среди них снуют гигантские рыбы,
от которых ведут свой род левиафаны, легендарные предки, правящие судьбами рыбаков,
необъятные киты, чудовищные белуги, сторожащие глубины, победители всех потопов; они
выходили на берег, чтобы родить из своего плодовитого чрева людей и основать на пустынных
берегах их могучие роды. Они, пощажённые вечностью, казались ему теперь более близкими и
настоящими, чем несчастные рыбаки — его спутники, вместе с которыми ещё недавно он
закидывал подобный паутине невод и греб веслами, похожими на соломины.
Мысли взрывались в нем одна за другой с треском динамитной шашки. И наконец взорвали его
сознание.
Самые крепкие и глубокие садки взлетели в воздух, обнаружив свои основы: они были не его...
Он проник в котлованы самых первых зачатий, прошёл окольными путями развития от начала
всех начал, он видел всё и знал всё, он чувствовал и понимал всё... И узкие стены не
ограничивали его более.
Он видел наяву предков, они уже не сидели в кельях, подобных медовым сотам, разделённым,
обособленным друг от друга, хотя и находящимся в едином улье, которым был он сам.
Перегородки между ними были сметены бедствием, и всё их накопленное трудом добро, все их
знания, открытия, вся их наука и тайные победы излились теперь из их глубин в его глубины.