она потерялась... Я оставлю её здесь, при школе... Заботьтесь о ней и никогда её не обижайте.
Может быть, она нам пригодится!
— Мы будем, будем о ней заботиться!..— закричали все радостно.
Так Самсон, настоящий сторожевой пёс, оказался хозяином школы, двора и всего, что там
находилось,— живых существ и вещей. Но в особенности ягнят. На первой же перемене он был
уже среди них. Ему нравилось, как они по-бараньи стукались лбами, как бегали друг за
дружкой... Но он не разрешал им больше убегать за ворота, в дальнюю часть загона или висеть
на заборе. Он тут же бежал за бестолковыми и приводил их на место, в стадо.
Учитель удивлялся, наблюдая за тем, как пёс себя ведёт. Ребята смеялись, принимая это за
игру. Когда стадо стало уходить, собака подошла к воротам и пристально посмотрела на чабана
— не разрешит ли он проводить ягнят?
— Иди,— сказал учитель и протянул руку, показывая, что разрешает. И Самсон нёс свою службу.
На этот раз он уже не плёлся пугливо в хвосте процессии, он бежал, чувствуя ответственность,
то впереди, то рядом. Он старательно направлял их движение, а учитель, всё больше удивляясь,
шёл за ним. Время от времени Самсон оборачивался к нему, чтобы посмотреть, доволен ли
хозяин, как он, Самсон, выполняет свой долг. Только ему странным казалось, что ягнята один
за другим покидали стадо, и он не знал, как быть, и бежал назад к чабану...
— Оставь его,— приказывал учитель, делая Самсону знак рукой,— оставь... Иди с другими
дальше.
Пёс понял и продолжал нести службу — бежал то рядом, то впереди,— как было нужно, чтобы
удерживать ягнят. Выскакивали деревенские собаки, которых дети боялись и от которых
оборонялись прежде камнями и палками. Теперь в этом не было нужды: Самсон на мгновение
бросил процессию и, кинувшись в первый попавшийся загон, хорошенько расправился с
обидчиком, а потом, успокоенный, возвратился. Шавка, загнанная во двор, протяжно выла. И
так в этот первый день своей службы потрепал он несметное количество дворняжек,
пристававших к его ягнятам. Стадо уменьшилось. Они дошли до конца улицы, учитель —
сзади. Осталось всего несколько ребят, и они разбежались по боковым улицам... Самсон, как
храбрый и совестливый пастух, хотел довести и этих ягнят. Но учитель позвал его, и он
послушно вернулся.
— Молодец,— гладя пса, похвалил его хозяин, и счастливый Самсон завизжал от
удовольствия.
Учителю стало ясно. Он проделал опыт, который убедил его в том, что он и подозревал утром:
собака пришла с горного пастбища. И была вышколена на овец. Он испытывал пса еще
несколько раз, и всегда Самсон показывал себя одинаково храбрым и заботливым; можно было
на него положиться. Одна за другой деревенские собаки, большие и малые, как с правой
стороны улицы, так и с левой, испробовали свои силы и сразились с ним; всем им пришлось
несладко от его зубов, и больше они на дороге не показывались. Только трусливо брехали из
подворотен. Если какой зарвавшийся пёс и отваживался выйти за ворота, Самсону стоило
толкнуть его, и тот катился кубарем, к великой гордости ребят.
Через некоторое время все собаки стали его бояться, и достаточно ему было показать зубы —
да не все, а только верхние,— как эти жалкие трусы исчезали, продолжая тявкать из-за ограды.
Наконец учитель подверг его ещё одному испытанию. Он договорился с одним хозяином, что,
когда пёс будет провожать ребят, тот кинет ему кусок мяса. Учитель хотел испробовать, как
поведёт себя сторож, увидев приманку. Сказано — сделано. Самсон на ходу понюхал мясо, но
не остановился... На обратном пути он нашёл кусок на том же месте и нагнулся к нему. Учитель,
любопытствуя и отчасти потеряв веру, остановился посмотреть; он сожалел, что собака не
держалась твёрдо до конца.
Но, во всяком случае, пёс не забыл о своем долге. Теперь, когда он проводил детей, можно
было позволить себе слабость. Самсон же, обнюхав мясо, повернулся, поднял заднюю ногу,
помочился на него... и пошёл за хозяином. Учитель от радости прямо посреди дороги обнял и
расцеловал Самсона. Хорошо, что было уже поздно и никто его не видел... С тех пор учитель
никогда больше не наблюдал за псом и никак его не испытывал.
Самсон стал гордостью школы. Дожди вымыли его, и он снова похорошел и весь — от
макушки до кончика хвоста — оделся в белую сарику[13]. Что ни утро, Самсон принимал у входа