леса серебряный голос колокольчика, болтавшегося на шее Флорина, гордого племенного барана,
с которым у него были старые счёты. Он застыл, весь обратившись в слух: мало-помалу он
различил и другие колокольчики — тот, который висел на чудесной овце, единственной, что
ушла от волка, и колокольчик пузатого вислоухого Фолти, тащившего его на спине, когда ноги
его уж не держали. Подождал ещё немного... Лай. Это лай Лэбуша, вожака собак их стада... И
он уж не сомневался, не медлил больше... Это была правда!.. То обманное логово, где он
укрывался до сих пор обратилось в прах. Что ему новые ягнята, их чабан, всё это белое стадо?
Это — препятствие, которое он преодолеет так же, как некогда с цепью на шее он перепрыгивал
встречавшиеся на пути ворота. Не оглядываясь назад, он кинулся бежать по дороге, устланной
тенью росы и солнечных бликов, и вырос вдруг, как из-под земли, прямо в центре стада. Он
подпрыгнул, положил чабану на плечи лапы, уткнулся носом ему в грудь, и тот обнял его, как
вернувшегося блудного сына.
БИХЕВИОРИЗМ
Мы говорили о многом. Но возможно ли такое где-нибудь, кроме как на охоте?
Отрезанные чудовищной вьюгой пять горожан, мы оказались в деревне П., куда отправились
однажды утром на крещение, срочно призванные местным судьей. Там, в излучине Бузэу,
появились дикие утки.
Дикие утки в горах!.. Для нас, привыкших довольствоваться жалкими пригородными зайцами,
это означало охоту почти экзотическую, настоящее событие.
Действительно, случай это довольно необычный: только страшные метели, гуляющие по
болотам, выгоняют укрывшихся там на зимовку уток. Тогда они поднимаются, подхваченные
вихрем, до самой дальней вышины и ищут другого пристанища. Жалко смотреть на них —
стаями они вертятся, сбитые с толку ветром. Часть из них направляется вверх по долинам, к
горам и опускается у рек. Именно такое убежище предоставила бедным изгнанницам излучина
Бузэу у села П., куда, казалось, привёл их горестный опыт далеких предков.
Здесь они незамедлительно привлекают внимание лоботрясов наподобие нас, которые в погоне
за редкой охотой кидаются за ними вслед на машине. К счастью, как только уткам чудится
опасность, они тут же взлетают в воздух и снижаются далеко у другой излучины, и мы добрых
полдня бежим за ними, но тут они вспархивают у нас из-под носа и летят назад.
На этот раз нам не пришлось играть с ними в жмурки на белых болотах, ибо как раз к обеду нас
настигла и захватила вьюга, гнавшая и преследовавшая уток. Мы уж думали, что и не
доберемся до ночлега. Ураган чуть не вырвал из земли, чуть не унес с собой холмы вместе с
деревней и со всем, что там было.
И на три дня нас заковали снега — пятерых горожан и шестого — судью, говоривших обо всем.
Говорили и пили так бесконечно много, что рты, принуждённые служить для обоих этих
занятий, в конце концов перестали различать их.
Как-то в полночь обсуждение дошло до книги «L'homme, cet inconnu»[17]. Один из друзей,
перелистав записную книжку, спросил, знаем ли мы, что такое бихевиоризм. Он встретил это
слово в упомянутом труде, не помнит, на какой странице, не понял его смысла, но записал, чтобы выяснить.
Бихевиоризм? Я, признаться, не знал. Остальные, казалось, тоже. И мы поспешили перейти к
другому, к разным безделицам, когда друг наш Эрмил, преподаватель философии, наведя на
нас наподобие пистолета свой гигантский указательный палец, пригвоздил нас к месту.
Бихевиоризм? Не знаем? Он нам разъяснит.
И стал что-то бормотать о теории одного американца — я позабыл его имя,— занимавшегося
так называемым поведением индивида в группе людей, попавшей в опасность... Или реакцией
каждого индивидуума в отдельности в условиях одного и того же тяжкого испытания. Мы мало
что поняли. А профессор Эрмил опять взялся за своё — поведение, реакции, и отношения, и
всякая такая галиматья.
В отчаянии мы попросили у него конкретных примеров; тогда, собравшись с мыслями, он
предложил нам следующее: катастрофа на железной дороге, и мы должны представить себе,
как поведёт себя каждый пострадавший от этого несчастья. Один, как безумный, бежит в поле,
другой спокойно ищет свой багаж, третий принимается собирать чужие вещи, в то время как
четвёртый, не обращая внимания на свои собственные раны, спасает попавших под вагоны,