дремоту ожидания я слышал крики пастухов, всё удаляющееся звяканье колокольчиков
и песню женщин, похожую на плач.
К обеду зобатый вернулся с ответом, что «дядя Бодун прийти не хочет, говорит, у него
дела»...
— Должно, чёрт тебя попутал назвать его Бодуном! — допытывался у парнишки чабан.
— Ыгы,— простодушно ответил зобатый и махнул дубинкой в знак того, что так
оно и было.
— Холера тебя разбери, ты что же, не знаешь, он сердится.
И, обернувшись ко мне, пояснил:
— Это его прозвище, так люди его прозвали. Он просто лопается от злости, когда
слышит.
— Бодун? Он не прав. Прекрасное имя,— возмутился я, раздосадованный, что после
стольких препятствий и неудач приходится страдать ещё из-за привередства какого-то
лесника.
— Видишь ли, его настоящее имя Бужор.— И, хитро улыбаясь, старик добавил, глядя на
товарищей, повернувшихся к нему спиной: — Люди прозвали его так, потому что он
охоч до женщин. Что с них взять, с дураков-то?
Я не очень-то понял, что он хочет сказать. До меня дошло только, что парнишка
совершил глупость, которую я не должен повторить.
Пастухи стали расходиться, им не было дела до моих бед. И я вдруг оказался таким
одиноким и заброшенным и настолько не знал, куда мне деваться, что какая-то
женщина, пожалев меня, поспешно сказала:
— Ничего, сударь, я провожу вас...
— Правильно сделаешь, Иляна. Попытайся задобрить Бодуна,— поощрил её не без
издёвки старик.
Но женщину это ничуть не тревожило. Она знала что делала. Поручив чабанам на
горных пастбищах своих коров, она теперь возвращалась домой.
Я оставил в залог на стойбище свою лошадь и весь скарб вместе с киноаппаратом и тут
же отбыл с женщиной, шустрой и болтливой вдовушкой, от которой, пока мы
спускались в долину, я многое узнал о горных поселениях, о чабанах, а главное — о
Бужоре, с ним она была из одной деревни.
Бужор, рассказывала она, живёт тихо в своем доме, где он сам себе хозяин. Одну
только матушку слушается. Весь честной мир любит его и подчиняется ему по доброй
воле — животные и пчелы, звери и женщины. Потому что он никому не причиняет
вреда.
После скоропостижной смерти отца мать дала зарок постричь сына в монахи и еще
мальчиком отвезла его в один скит. Однако монахи держали мальчика слугой при
конюшнях, и она оттуда его взяла домой, но, дабы не изменить слову, данному господу,
дом свой превратила в нечто вроде скита. Вот почему здесь находили приют бедные
женщины, из-за которых шла дурная молва о Бужоре. Жены, обиженные мужьями,
бедные беспомощные старухи, женщины без кола и двора приходили к Бужорихе.
Здесь им оказывали помощь, давали совет, успокаивали. Те, которым некуда было
деться, селились в одной из келий дома, пока не находили себе пристанища. Таким
образом, в усадьбе Бужоров всегда жили человека три-четыре, но хозяйство их, вместо
того чтобы беднеть от лишних ртов, процветало.
Я внимал этому рассказу как сказке и даже не пытался вообразить себе то, что слышал.
Слова жужжали у ушей, а я следом за женщиной ступал по крутым скользким откосам.
Время от времени она останавливалась и срезала ветку, и тогда я её догонял. А то вдруг
она запевала короткую песню. От всего её существа, скованного бедностью,
изувеченного вдовством, измученного несчастьями, исходила тем не менее такая
непобедимая сила, от которой и я понемножку словно стал возвращаться к жизни.
Сперва я шел, опустивши голову, а тут стал разглядывать всё окрест. Мрачные тучи и
мгла остались позади... Мы шли теперь по прозрачным долинам и ласковым
плоскогорьям, где трава отливала светом. Купол туманного неба растрескался, из-под
него поблескивала голубая майолика... Мы вошли в другой мир. К вечеру мы оказались
у просеки букового леса, пролезли через лаз и попали в огороженный сад. Я не поверил
глазам своим. Заходящее солнце играло на побеленных известью стволах яблонь и
груш и на сочной зелени листьев. Узкая тропинка огибала холм, а у его подножия на
поляне расположились дом и службы усадьбы Бужоров.
Моё удивление перешло почти в оторопь. Сколько дней я видел только туманы и
дождь, спал на скотных дворах, дрожал от холода, а тут — что это? Сказочное царство?
Мы остановились у дома. Собаки почуяли нас.
И сразу же появилась статная старуха в благочестивом горском одеянии и спросила,
кто мы такие. Иляна подбежала и смиренно приложилась к ручке. Хозяйка,