Монетки
Ляля не любила ЗАГСы. Ненавидела, можно сказать. Но больше всего - боялась. Их легко было бояться, помещений, находящихся непонятно где и непонятно зачем. Рождение, брак, развод, смерть - все заключалось в этих зданиях. И Ляля бы не боялась этих заведений, если бы не одно но.
Ляля жила рядом с ЗАГСом.
Она жила в сером каменном доме с множеством квартир и четырьмя подъездами. Но её милый серый дом кирпичной - светло-рыжей, персиковой почти - аркой был соединен с таким же, как арка, кирпичным домом. В кирпичном доме был ЗАГС.
Люди - маленькие из окна шестого этажа - приходили туда. Иногда - толпами, иногда - вдвоем. Не всегда первое означало свадьбу, и не всегда второе - развод. Ляля запоминала их. Размалеванных, как дешевых пластиковых кукол, подделок под Барби, невест. Уставших женихов - вовсе не «Кенов» - так, солдатиков, отнятых у старшего брата, которых раздели, а потом облачили в костюмы, сшитые на скорую руку неумелыми детскими руками. Это правильно, потому что у каждой Барби должен был быть свой Кен.
Ляля иногда запоминала их лица. Обычно они снова появлялись через несколько месяцев - Кен и Барби - только уставшие донельзя, и подавали на развод. Вот так, заходили - муж и жена, а выходили из ЗАГСа совершенно чужие друг другу люди. Именно поэтому Ляля ЗАГСов и боялась.
Поэтому, когда все девочки хотели замуж и лимузин, а лучше волгу, две, на свадьбу, Ляля замуж не хотела. И свадьбы куклам не устраивала. Предпочитала вышивать, рисовать, словно Рапунцель в своей башне. Впрочем, свадьбы Ляля все же любила.
Вслед новобрачным всегда кидали монетки, на зажиточную и счастливую жизнь. Ляле было все равно на эти традиции, но она вместе со всей детворой любила эти монетки собирать. В трех шагах от ЗАГСа - за шлагбаумом - был киоск, коричневый, словно сделанный из фанеры, с желтой крышей. Там можно было купить сухарики и шипучку, которая окрашивала язык в оранжевый цвет и за которую ругали родители.
Но не смотря на всю пользу свадебных традиций, никто не мог заставить Лялю пойти в ЗАГС. Она пропустила официальные части свадеб многих подруг-сокурсниц и мало о том жалела. Однако однажды Ляле все же пришлось отправиться в место, которое пугало её больше всего.
В жизни Ляли появился Миша. Появился просто, словно со сменой сезонов. Он был таким же естественным, как восход на востоке и закат на западе. Подошел, познакомился, попросил номер. Представился сам.
Алина, можно - Аля, сказала она. Можно я буду звать тебя Лялей? спросил он. Аля - теперь уже Ляля - не видела в том смысла и эдакое сокращение казалось ей глупым, но она согласилась. Так и привязалось, и Алина-Аля стала просто Лялей. Даже мама, которая всегда называла её полным именем, как-то быстро переняла это сокращение.
Лялякактамтвоймиша? Лялязамужкогда? Лялякогдамневнуковродишьчасикитикают?
Ляля замуж не хотела. Но с Мишей ей было хорошо. Миша был романтиком. Возможно тем самым ремарковским «последним романтиком на земле». Он вытаскивал её на крышу дома, расстилал плед и показывал звезды.
Ну разве ты знаешь, что это за созвездие? Ну что ты, Ляля, конечно я не знаю. Но какое это имеет значение, Ляля? Какое? Ты мне ответь... Главное, что это - звезды. Звезды, Ляля, ты понимаешь? И планеты, для которых они - солнце. Там, за миллиарды световых лет от нас, кто-то есть. Кто-то там точно есть, Ляля, я тебе говорю. И может этот кто-то думает о нас...
Миша предложил вмешать в их с Лялей отношения государство, когда они поедали лапшу из бумажных коробочек, доставленную курьером непонятной наружности. Лапша была безвкусной, и потому Ляля щедро сыпанула туда перца, соли и заправила все это острым кетчупом.
А Миша просто сказал: пойдем поженимся.
Ляля улыбнулась и покачала головой: нет.
Почему, Ляля? А не хочу, Миш. Ну вот любим мы друг друга, а через год что? Это страшно Миш, когда вы заходите в ЗАГС влюбленными, а выходите - незнакомцами. Я так не хочу. И так не будет.
Ну что ты, Ляля. Ты все надумываешь. Пойдем, распишемся, и все.
Только я приду в летнем сарафане, так и знай, бурчала Ляля.
В ЗАГС она действительно пришла в сарафане. Желтом, в розовый цветочек. В сандалях на босу ногу. Правда от марша Мендельсона кружилась голова, тошнило и хотелось плакать. Ляля не хотела замуж. Она точно знала, что хорошее дело браком не назовут. И все же расписалась с Мишей. И в паспорт штамп получила.
А потом они с Мишей махнули с Крым. В Феодосию. Там они ели чебуреки с брынзой и зеленью и пили «тархун», который в народе всегда переиначивают, меняя буквы. Они грелись на солнце и бездельничали, и Ляля вынуждена была признать, что брак - не такое уж плохое дело.
Им обоим тогда казалось, что вся жизнь будет такой, похожей на прогулку по песчаному берегу Черного моря. Однако, жизнь никогда такой не бывает. Она скорее похожа на блуждание по Херсонесу - разрушенному, но величественному. Но в том то и дело, по сравнению с его величием, мелкие люди-букашки меркнут. Они незначительны.