Древняя Месопотамия радикально отличалась от гомеровской Греции. Вместо примитивного и эгалитарного племенного общества здесь возник город, населенный десятками тысяч жителей, которыми правил наполовину обожествляемый царь, находившийся на вершине многоэтажной иерархии. Вместо права сильного, благодаря которому знать сохраняла свое главенствующее положение, здесь действовали сложные правила учета, за соблюдением которых надзирала храмовая бюрократия. Вместо простой экономики, основанной на принципах обмена подарками и ритуальных жертвоприношений, унаследованных от тысячелетней истории предшествующих примитивных сообществ, здесь существовала сложная экономическая система, основанная на планировании, сопоставимом с тем, что применяется в современных транснациональных корпорациях. Тем не менее, несмотря на все эти разительные отличия, в одном жизненно важном аспекте экономика Месопотамии и экономика Греции Темных веков оставались сходными. Ни плановой экономике храмов, ни примитивным греческим племенным институтам не были нужны деньги.
Как же вышло, что невероятно развитая цивилизация с оживленной торговлей и самой продвинутой на планете экономикой, цивилизация, придумавшая письменность, числа и бухгалтерский учет, так и не изобрела деньги? А все дело в том, что в Месопотамии так и не появился один критически важный и абсолютно необходимый для возникновения денег ингредиент. Какой именно? Чтобы ответить на этот вопрос, вначале присмотримся к деятельности гораздо более молодой бюрократии. Наша следующая остановка: 14 октября 1960 года, Париж, 11-е заседание Генеральной конференции по мерам и весам.
Измеряя вещи
Безликие бюрократы обычно не утруждают себя инициированием революционных прорывов на благо человечества. Чаще они защищают бастионы догматизма и реакции, которые приходится штурмовать одиноким первооткрывателям, стремящимся к знаниям и правде. Впрочем, сфера метрологии – науки об измерениях – служит исключением из этого правила. 14 октября 1960 года на Генеральной конференции по мерам и весам Международный комитет по мерам и весам выдвинул предложение, основанное на идее, сформулированной Международным бюро мер и весов. Более впечатляющее собрание серых бюрократов трудно себе представить – все указывало на то, что участники конференции будут долго и нудно обсуждать малозначимые детали, ничего толком не решат, а затем уйдут на обеденный перерыв. В действительности все случилось совсем наоборот. Именно на этой конференции впервые в истории было достигнуто соглашение о принятии простой и единой системы измерения, основанной на международных стандартах, – Международной системы единиц (Système International d’Unités), или СИ.
Это было впечатляющее достижение. До XIX века о стандартизации единиц измерения на относительно пространной территории и говорить не приходилось. Исследование, проведенное в 1790 году, ставило своей целью выяснить стандартную длину французской единицы измерения длины, называвшейся арпан (arpent). Как выяснилось, в одном только департаменте Нижние Пиренеи стандартов арпана насчитывалось аж девять штук! В Кальвадосе – целых шестнадцать. И это еще не самые экстремальные примеры: Франция в этом плане отличалась сравнительной умеренностью. «В этой сфере царила пугающая неразбериха, – писал метролог Витольд Куля о своей родной Польше. – В деревне Ястшембе жители Верхней Ястшембе пользовались пщинскими мерами, а Нижней – водзиславскими, и викарий хранил образцы и тех и других вплоть до 1830-х годов». Кроме того, и самих единиц измерения было огромное множество. В рамках СИ длина – то есть длина чего угодно – измеряется в метрах и долях метра. В Средневековье и в начале Нового времени подобных универсальных единиц не существовало. Еще и сегодня в Великобритании виски меряют четвертями пинты, пиво – пинтами, а бензин – галлонами. В старой славянской системе мер длину грядок измеряли в локтях, а пройденное расстояние – в аршинах. На море англичане измеряли глубину в фатомах, а длину ткани – в элях. Разумеется, во всех этих случаях объект измерения был один и тот же – длина. Но в зависимости от контекста использовались совершенно разные единицы. Подобный разнобой приводил к возникновению фраз, которые современному слушателю могут показаться диковатыми: «Рыбак сказал, что у него есть сеть 30 фатомов в длину и 10 элей в ширину».