Выбрать главу

Укрепления русских городов, в большинстве деревянные, усиленные валами, рвами и естественными препятствиями (крутые берега рек, откосы холмов, болота и т. д.), были неплохо приспособлены для обороны во время феодальных усобиц. В междоусобных войнах княжеские дружины старались ворваться за городские стены врасплох, а в случае неудачи обычно приступали к «облежанию» града, то есть к пассивной осаде, чтобы отрезать осажденных и вынудить их к сдаче после того, как кончатся запасы продовольствия и воды. Только накануне нашествия Батыя оборонительные сооружения русских городов начали приспосабливаться к противодействию активной осаде с применением таранов и метательных машин. Массовое применение осадной техники против деревянных русских городов обеспечило решающее преимущество завоевателям.

В этих условиях можно только поражаться героизму и мужеству горожан и крестьян Русской земли, которые при подавляющем превосходстве завоевателей не только оказали им длительное и упорное сопротивление, но и нанесли врагу в кровопролитных боях такие потери, что монгольские ханы оказались не в состоянии осуществить свои планы завоевания стран Центральной и Западной Европы.

Враг на рязанских границах

На опасном месте стоит Рязань. С юга к самой реке Проне подступило «Дикое поле», раздолье для лихих, половецких наездников, здесь, среди дубовых перелесков, сшибались с ними рязанские наездники, катились в степную траву русские и половецкие головы. Столетиями шла война со степью. Чуть ли не у каждого второго рязанского воина — сабля кривая, тугой половецкий лук, бешеный степной конь — аргамак. С востока из дремучих лесов выходила мордва, вырезала дозорные заставы широкими ножами. Скакали тогда гонцы в рязанские грады, спешно собиралась рать, а мордвы уже и след простыл — спряталась в свои леса. С севера грозил Рязани стольный град Владимир, оружием требовал от рязанских князей покорности. Хуже половцев разоряли рязанскую землю великокняжеские полки, дотла жгли города, уводили за Клязьму тысячи пленных. Ослабевал Владимир в усобицах — с запада подступал Чернигов, посылал из городов по Десне и Сейму удалые конные дружины.

Что ни год — то набег, что ни десять — рать великая. Видно, оттого обстроилась рязанская земля со всех сторон крепостями — градами. Поднялись города на высоких речных берегах, преграждая путь врагам. На севере — Ростиславль, Борисов-Глебов, Переяславль-Рязанский, Ожск, на западе — Зарайск, на юге — Пронск и Белгород, а с северной лесной стороны — Ишеславец да Исады.

Много раз отбивали храбрые рязанские дружины нападения врагов. Но никогда еще не угрожала Рязани такая грозная опасность, как осенью 1237 года: к рязанским рубежам сходилась для зимнего похода бесчисленная монголотатарская рать. Подходила конница, воевавшая с аланами на Северном Кавказе. Из половецких степей спешили монголотатарские отряды, закончившие «облаву». Полки Батыя и других ханов, громившие земли буртасов, мокши и мордвы, тоже двинулись к рязанским рубежам. Огромное монголотатарское войско выполняло приказ ханов, которые собрались где-то в степях на курултай и решили начать нашествие на Северо-Восточную Русь ближайшей зимой.

Источники дают возможность определить место, где собирались монголо-татарские полчища перед вторжением в Рязанское княжество. Венгерский монах Юлиан сообщает и своих записях, что таким местом были, во-первых, южные границы Рязанского княжества и, во-вторых, окрестности города Воронежа, возле реки Дона. В какой степени правильны эти сведения?

Тверской летописец, подробнее других писавший о событиях, предшествовавших вторжению полчищ Батыя в Рязанское княжество, сообщает, что монголо-татары стояли «под Черным лесом и оттуда пошли безвестно на Рязанскую землю лесом». «Темные боры» («Черный лес»), которые были хорошо известны летописцам и представляли собой заметные ориентиры в степях, встречались в то время южнее границ Рязанского княжества только в пойме реки Воронеж или в междуречье рек Воронежа и Дона, то есть именно там, где Юлиан назвал место сосредоточения монголо-татарских войск. Видимо, венгерский монах не ошибся: его сведения совпадают с записями русского летописца.