Самые ранние рассказы о походе Батыя содержатся в Ипат., НПЛ, Лавр. История текстов «Повести о нашествии Батыя» находится в тесной связи с содержащими ее летописными памятниками. Именно этим обстоятельством и обусловлена сложная текстовая структура анализируемых повествований. В результате длительной эволюции тексты произведений дошли до нас в виде неоднородной мозаики. В силу этого выявление первоначального ядра рассказов, а также точная датировка каждого из разбираемых текстов представляются крайне затруднительными.
Наиболее полный анализ текстов Повести предпринят А. Ю. Бородихиным. По мнению исследователя, все три ранних летописных рассказа «характеризуются некоторой о б о с о б л е н н о с т ь ю (разрядка А. Ю. Бородихина. — В. Р.) внутри летописного окружения». Это обстоятельство «позволяет говорить о «вставном» характере ранних повестей и, следовательно, об относительной независимости их от всего целого»[96]2. А. Ю. Бородихин полагает, что для всех трех ранних редакций Повести существовал общий источник (источники). По его мнению, «связь ранних редакций… должна определяться только через прямое или опосредованное восхождение к этому источнику и независимое друг от друга отражение его»[97].
В науке предпринимались попытки обнаружить общие источники трех ранних редакций. Так, В. Л. Комарович обратил внимание на то, что большинство дошедших до нас летописных рассказов о нашествии Батыя начинаются с описания татарского взятия Рязани. По мнению исследователя, «нигде голос непосредственного наблюдателя и даже участника изображенных событий не слышится более внятно, чем в рязанском эпизоде рассказа». Вообще В. Л. Комарович считал, что в основу целого ряда летописных известий НПЛ, Лавр. и др. легли «выдержки из рязанских летописных рассказов, главным образом о татарских нашествиях 1224 и 1237 гг.», а также об усобице 1218 года: «Выдержки из этого рязанского памятника, — полагал исследователь, — новгородец сблизил с новгородскими, а ростовец — с ростовскими известиями», причем заимствования новгородского сводчика «были более обширными»[98]. Помимо НПЛ и Лавр., по мнению исследователя, следы рязанского источника обнаруживаются и в Ипат.[99]
Как полагал В. Л. Комарович, первоначальный рассказ о нашествии Батыя был составлен в 30-40-е годы XIII века в рамках недошедшего рязанского летописного свода и сообщал не только о собственно рязанском эпизоде татарского нашествия, но также и об осаде татарами Владимира и Козельска[100]. По мнению А. Ю. Бородихина, составители всех трех ранних вариантов Повести так или иначе использовали владимирский великокняжеский Свод Ярослава Всеволодовича, причем, как полагает исследователь, составители рассказов Ипат. и НПЛ воспользовались материалами этого свода еще до соединения последнего с ростовской летописной традицией[101].
Мнение В. Л. Комаровича относительно рязанского происхождения начальной части статьи НПЛ поддержал А. Н. Насонов. Однако, по мнению исследователя, сам по себе факт того, «что изложение начинается с этих событий, конечно, не является указанием на рязанский источник», поскольку путь татар на Русь действительно начинался с Рязанской земли. А. Н. Насонов исходил из наличия в НПЛ особых указаний на рязанское происхождение источника, в первую очередь нашедших отражение в деталях описания нашествия. Исследователь достаточно осторожно высказался о характере привлеченного составителем НПЛ протографа: в отличие от В. Л. Комаровича А. Н. Насонов отметил лишь возможность существования рязанских летописных сводов (т. е. «больших, сложных летописных памятников, соединяющих известия разного происхождения»), допустив при этом, что новгородский составитель Повести «пользовался письменным рязанским источником»[102]. По мнению исследователя, рязанский источник привлекался не на всем пространстве летописной статьи; в последующем изложении составитель версии НПЛ мог обращаться в том числе и к устным источникам[103].
Д. С. Лихачев отметил, что «вся статья 1238 г. НПЛ носит компилятивный характер: сперва в ней помещен рязанский рассказ, потом рассказ о взятии Владимира, сходный с Лавр. и восходящий, очевидно, к ростовскому летописанию, затем — выдержка из Поучения о казнях Божиих, читающегося в Повести временных лет под 1068 г.»[104]
96
98
99
Ср. с мнением Д. С. Лихачева, который полагал, что «рассказ Ипат. о нашествии татар на Рязанскую землю не имеет ничего общего с рассказом НПЛ» (см.:
100
По мнению В. Л. Комаровича, рассказы НПЛ и Ипат. сближает указание на то, что в осажденном татарами Владимире остался один князь (Всеволод), а не два (Мстислав и Всеволод), как это следует из Лавр., заменившей информацию рязанского источника сведениями ростовского происхождения. См.:
101
А. Ю. Бородихин не исключил возможности того, что составление владимирского источника относится к 30-м годам XIII в. См.:
102
103
104
По мнению исследователя, рязанский рассказ о нашествии Батыя, попав в НПЛ, подвергся существенному сокращению. В более полном виде, считает Д. С. Лихачев, рязанский источник отразился в Повести о разорении Рязани Батыем. См.: