Идеалом поведения человека в этот период являлся отнюдь не «воин». Позиция борца, подчеркивали авторы рассмотренных памятников, бесперспективна: борьба с «казнями Божими» обречена на поражение и может вызвать лишь усиление «Господнего гнева». Образы «нового Иова», «терпением и верой» добивающегося исправления от «грехов», а также готовых добровольно принести себя в жертву князей-мучеников вобрали в себя основные представления книжников середины XIII — первой четверти XIV века о должном поведении человека в условиях ниспосланных Господом «казней».
Рубежом в переосмыслении феномена монголо-татарских завоеваний явилась Куликовская битва. В изменившихся условиях победа Руси над ордынцами дала толчок вызреванию качественно новых представлений о монголо-татарах, о причинах и целях их нашествий, о природе ханской власти, об эталонах должного поведения русских людей. Если в памятниках середины XIII — первой четверти XIV века основное внимание книжников было приковано к осмыслению феномена пришедшего на Русь народа, то в произведениях конца XIV–XV века древнерусские писатели обращают свой взор в первую очередь на фигуры предводителей иноплеменников.
Причины монголо-татарских нашествий книжники ищут уже не столько в «греховности» Руси, навлекшей на себя «гнев Господень», сколько в негативных сторонах личностей приходящих на Русскую землю ордынских «царей». Вполне естественно, что именно в этот период происходит пересмотр существовавших представлений о легитимности власти ордынских ханов: характеристики последних становятся крайне нелицеприятными, а их господство над русскими землями признается «беззаконным». Более того, в рамках рефлексии по поводу природы ордынской власти начинает формироваться новая идеология Русского государства, опирающаяся на идеи о мессианском предназначении Руси и богоизбранности великокняжеской власти.
Если в произведениях середины XIII — первой четверти XIV века монголо-татары выступают в качестве силы, посланной самим Провидением во исправление и искупление «грехов» Руси, то в памятниках, появившихся после Куликовской битвы, представления об ордынцах существенно меняются. В последних монголо-татары воспринимаются как «гонители» православной веры, «безбожные» и «беззаконные» разорители христианства, действия которых не имеют никакого отношения к общему замыслу Творца.
В рамках изменившихся представлений о монголо-татарах формируется новый взгляд на возможности борьбы с «погаными». По сути дела, именно с конца XIV века древнерусская литература, призывая своих читателей к непримиримой борьбе с врагами православия, в полном смысле слова становится рупором антиордынских настроений в обществе.
Меняется и идеал человека. Главным героем все чаще становится не смиренный, кающийся в своих грехах «Иов», а отважный защитник «Русской земли», борец за торжество православия. Этот «новый герой» уже не имеет морального права отказаться от защиты своего Отечества, он активно противостоит стремлению «нечестивых» «разорить христианскую веру».
Приложения
Приложение 1
«Духъ южны» и «осьмый час» в «Сказании о Мамаевом побоище»
(К вопросу о восприятии победы над «погаными» в памятниках «куликовского цикла»)
(Впервые опубликовано: Герменевтика древнерусской литературы
Сб. 9. М., 1998. С. 135–157)
Среди памятников «куликовского цикла» — «Задонщина», краткая и пространная летописные повести о Куликовской битве и «Сказание о Мамаевом побоище» — последнее произведение содержит наиболее подробный рассказ о сражении «на усть Непрядве», причем значительная часть сообщаемых «Сказанием» сведений носит уникальный характер.
В число оригинальных сюжетов «Сказания» входит и известие о действиях знаменитого засадного полка, возглавляемого князем Владимиром Андреевичем Серпуховским и воеводой Дмитрием Михайловичем Боброком-Волынцем. Рассказ о стоянии засадного полка в «дубраве» и его выходе на поле боя, несомненно, являет собой кульминационный момент всего повествования. Однако, несмотря на это, смысл указанного известия практически не подвергался анализу.