Выбрать главу

Дождался Мунгун Гу ночи, подошёл неслышно к дворцу. Тут на него бросился с лаем огромный пёс. Вспомнил Мунгун Гу про баранью кость, швырнул её псу, — собака и забыла про него.

Вошёл Мунгун Гу во дворец, — сразу увидел дочь Харгэрт-хана — красавицу Оюн с тремя золотыми волосками в чёрной косе.

— Я приехал за тобой, — сказал Мунгун Гу. — Старый хан хочет взять тебя в жёны.

— Я не хочу быть женою злого старого хана! — закричала Оюн. — Спаси меня от него, и я буду жить в твоей юрте до конца своих дней.

— Пусть будет так! — воскликнул Мунгун Гу. — Я не дам тебя в обиду!

— Скорее бежим отсюда! — проговорила Оюн. — Если мой отец застанет тебя здесь, он прикажет убить нас обоих.

Они выбежали из дворца и вскоре достигли леса, где пасся конь Мунгун Гу.

Мунгун Гу вскочил на коня, посадил перед собой Оюн и помчался.

Всю ночь и весь день скакал быстроногий конь, только к вечеру остановился.

Крепко спали Мунгун Гу и Оюн, а утром проснулись и увидели, что их окружают цирики Харгэрт-хана. Сорвал Мунгун Гу с плеча лук, начал стрелу за стрелой во врагов пускать. Цирики щитами прикрываются, а сами подползают ближе да ближе. Тогда соскочил Мунгун Гу с коня, обнажил меч и начал рубить врагов. Ударил одного, другого ударил, двадцать цириков повалил батор, а двадцать первого не мог повалить: сломался его меч. Видит Мунгун Гу, что мчится на него огромный цирик, укрюк хочет накинуть. Вырвал Мунгун Гу из-за пояса пастушью палку и бросил её в великана. Только он это сделал — все ханские цирики замертво повалились.

Понял Мунгун Гу, что палка эта не простая, поднял ее с земли, вскочил снова на лошадь и помчался с Оюн дальше.

Ночью легли они спать, а утром проснулись, видят, что окружил их новый отряд цириков. Видно, решил Хар-гэрт-хан обязательно вернуть свою дочь и взять в плен Мунгун Гу.

Схватился Мунгун Гу за лук — вспомнил, что все стрелы накануне расстрелял и меч свой калёный сломал. Хотел он вырвать из-за пояса пастушеский посох, а посоха-то и нет. Видно, потерял, когда скакал на лошади.

— Не страшна мне смерть, — говорит Мунгун Гу дочери Харгэрт-хана, — а страшно тебя потерять!

Сказал он это и почувствовал у сердца нестерпимый жар. Это подарённый ему уголёк докрасна раскалился.

Не смог вытерпеть Мунгун Гу такого жара, бросил уголёк в траву. И только он это сделал, как запылало по степи пламя и ветер погнал его прямо на цириков. Поскакали цирики прочь, только немногим от огня спастись удалось.

Когда враги исчезли, уголёк сразу же потух. Мунгун Гу спрятал его опять за пазуху, а потом поехал искать потерянную палку. Вскоре нашёл он пастушеский посох, заткнул его за пояс и опять поскакал с Оюн на запад.

Сколько времени ехали они, — не известно, только раз на опушке увидели беглецы заброшенную юрту и поселились в ней.

Хорошо зажили Мунгун Гу и Оюн. Мунгун Гу каждое утро уходил на охоту, а жена его разводила огонь и готовила пищу.

Один раз сказал Мунгун Гу жене:

— Подари мне один золотой волосок. Я буду всегда носить его на своей груди.

Оюн вырвала золотой ьолосок из своей косы и дала его мужу. Спрятал Мунгун Гу драгоценный подарок и пошёл весёлый на охоту. Два дня счастливо охотился он, на третий отправился домой. По дороге присел отдохнуть на степной камень и вспомнил о жене. Достал он золотой волосок, стал любоваться им. Вдруг налетел ураган, вырвал из рук Мунгун Гу волосок и унёс его куда-то в степь.

Долго стоял в горести Мунгун Гу, оплакивая потерю. Потом вспомнил, что у Оюн есть ещё два золотых волоска, и сказал себе:

— Попрошу у неё второй волосок.

Сказал так и, не ведая беды, пошёл домой.

А ураган тем временем принёс золотой волосок Оюн в ханский сад. Увидел хан волосок, разгневался, приказал позвать к себе тушимэла.

Прибежал тушимэл от страха еле живой. Показал ему хан золотой волосок, закричал сердито:

— Мунгун Гу украл у меня невесту, а ты не можешь сё найти! Если к исходу весеннего месяца я не увижу в своей юрте прекрасную Оюн, я прикажу вбить тебя живым в землю!

Взял тушимэл сто цириков и поехал искать ханскую невесту. Сто дорог изъездил он и нигде не мог найти следов Оюн. И уже третий весенний месяц подходил к концу, когда увидел раз тушимэл Мунгун Гу. Он сидел в степи на придорожном камне и любовался золотым волоском своей жены. Хитрый тушимэл приказал цирикам спрятаться в высокой траве, а сам притворился больным и хилым.

— Сто лет тебе жизни, храбрый батор! — сказал он, кланяясь до земли. — Ноги мои отказываются идти дальше. Дай мне отдых в своей юрте.