Посмотрел на это Батор-Седкилту — захотелось ему есть очень. Протянул он было руку к жирному куску баранины, потом подумал: «Как же я начну есть без хозяина? Подожду, когда хозяин придёт, угощать начнёт».
Ждал долго — нет хозяина. А есть хочется сильнее да сильнее.
Вдруг что-то в небе загремело, завизжало — и появился в саду трёхголовый мангус-людоед.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает мангус.
— Хозяина жду. Проголодался очень!
Разинул мангус все три пасти, зарычал:
— Хозяева только утром придут; бери, чего хочешь, не узнают они, кто всё съел.
— Не хочу чужое тайком брать! — говорит Батор-Седкилту.
Совсем рассердился мангус-людоед:
— Ешь, говорю тебе! Не будешь есть, — попрощайся с жизнью!
Не дрогнул Батор-Седкилту, шага не отступил, а только сказал:
— Если сделаю по-твоему, — значит, потеряю честь свою. А без чести я и жить не хочу!
Зарычал мангус, бросился на славного воина. А у богатыря нет при себе ни лука, ни меча, — безоружный он. Но не растерялся воин. Вырвал он из земли сосну с корнем, размахнулся, ударил по голове людоеда. Завизжало чудовище, опалило Батора-Седкилту страшным пламенем. Но и страшного пламени не испугался воин.
— Не будет по-твоему! — крикнул он и снова со всего маха ударил мангуса деревом по голове.
Заклубился из пасти чудовища чёрный дым, заволок всю гору. Темно стало кругом — ни земли, ни неба не видно. Не заметил Батор-Седкилту в кромешной тьме, как подкрался к нему враг. Повалил мангус его на землю, шипит в самое ухо:
— Ешь, а то живьём проглочу!
Чует Батор-Седкилту, — смерти не миновать. Последний раз прикоснулся он к родной земле и крикнул громко:
— Кто честным умирает, того люди сто лет помнят; кто без чести живёт, — того дети родные забывают!
И только сказал так, — рассеялся чёрный дым, и увидел он перед собой старика незнакомого.
— Вставай! Чего лежишь? — говорит ласково старик.
Вскочил Батор-Седкилту, смотрит на старика.
— Это я указал тебе путь к камню, — говорит опять старик. — Значит, нашел к нему дорогу?
Поклонился Батор-Седкилту старику в ноги:
— Спасибо тебе, добрый волшебник! А где же мангус?
— Это я притворился мангусом: хотел узнать, что тебе дороже: жизнь или честь. Вижу, что честь твоя пряма, как стрела в полёте! Живи на радость людям!
Сказал так старик и исчез.
Пошёл Батор-Седкилту домой, от голода еле бредёт. Увидел волшебный валун, прислонился к нему отдохнуть. Только дотронулся до валуна, — валун сразу в пыль обратился. И ключ на том месте сильный забил. Потекла вода с гор к людям, что от жажды умирали.
Порадовался Батор-Седкилту чужой радости, дальше пошёл. Стал подходить к своей юрте — навстречу Аймхай с посохом идёт. Сделает шаг — пошарит вокруг палочкой, — второй шаг сделает. Потом опять палочкой пошарит, снова шаг вперёд сделает.
— Что с тобой? — спрашивает Батор-Седкилту. — Почему так ходишь?
— Беда ко мне пришла! Глаз я лишился! Больше не увижу моих жирных баранов, юрты своей новой, блеска слитков серебра не увижу!
Говорит Батор-Седкилту:
— Иди прямо этой дорогой. Приведёт тебя дорога к большому камню. Притронься к камню пальцем, жди, что будет. Ступай скорее, не медли!
Пошёл Аймхай, как сказал ему Батор-Седкилту. Долго шёл, много часов шёл — наткнулся на большой камень. Прикоснулся к нему Аймхай пальцем — сразу появился правый глаз. Второй раз прикоснулся — левый глаз появился.
Ух, как обрадовался Аймхай! Сам перед собой стал хвалиться:
— Вот я какой! Могу себе глаза делать! Вот возьму сейчас — третий глаз сделаю!
С этими словами прикоснулся он ещё раз к камню, и сразу же на лбу у него третий глаз появился.
Стал Аймхай от радости прыгать, визжать:
— Ни у кого из людей нет трёх глаз, а у меня есть! Теперь Батор-Седкилту от зависти, поди, опять ослепнет!
Хотел Аймхай побежать домой, похвастаться тремя глазами перед народом, да увидел на вершине горы сад красивый. Вздумалось ему посмотреть, кто живёт в том саду. Поднялся на гору, видит — дом в саду стоит с плоской крышей, возле дома ковёр постелен. На ковре всякая еда, фрукты удивительные лежат.
Огляделся Аймхай вокруг — нет нигде хозяина.
— Вот это хорошо, — обрадовался Аймхай. — Поем сейчас как следует!
Стал он есть. Всякую еду попробовал, ничего не забыл. Солнце уже на закат пошло, а он всё ел. Когда взялся он за последний кусок баранины, откуда-то сорока прилетела. Села сорока на ковёр, яблоко клюнула. Увидел это Аймхай, швырнул в неё бараньей лопаткой: