– Воздушный батальон или «чутай», двадцать четыре самолёта на батальон. Офыцер, командующый батальоном, называется «Чутайчо», обычно имеет званые капытан. – Вот не отнять у будущего маршала. Всё знает о противнике. Подготовился к войне.
– Выходит тут целых два «чутай» прилетело. Сейчас ещё разрушат до конца переправу.
– Не, Якимушкын сейчас с нымы переговорыт. Переубэдыт.
Амазесп Хачатурович ровно на секунду опередил начало переговоров старшего лейтенанта Якимушкина с представителями «Большого армейского воздушного корпуса Японской империи» (так ВВС Японии называется).
На пятьдесят самолётов набросилось пятьдесят зениток. Японцы летели достаточно высоко – метров семьсот-восемьсот, что правильно, и достаточно кучно, что не правильно. И будь у русских обычные спаренные или счетверённые «Максимы» или не очень обычные ещё пулемёты Дегтярёва, то те поднялись бы ещё чуть и этот огонь был бы им не страшен, тем более что опыта стрельбы у зенитчиков быть не могло. Но … Повстречались японцы совсем с другой техникой и совсем с другими людьми. Если есть человек сейчас в РККА, у которого хватает опыта стрельбы по самолётам, то это Якимушкин. И у него полсотни зенитных установок. Восемнадцать спарок «Эрликонов» и тридцать спарок «Браунингов» крупнокалиберных.
И они прикрыты маскировочными сетями. Японцы подлетели до туда, до куда их решил Александр допустить, и тут наткнулись на стену. Они не видели под собой никого, там чадили несколько подбитых автомашин и вдруг прямо из земли стена огня. И это были не простые русские «Максимы» и уж, тем более, не их пулемёты калибра 6,5 мм. Крупнокалиберные зажигательные пули американцев и швейцарцев просто отрывали у армейских истребителей Ki-27 или Тип 97 крылья. Вообще, иногда самолёт пополам разрывая, если снаряды «Эрликонов» прилетали в фюзеляж. Пять минут и бой закончен. Около десятка истребителей разлетелась в разных направлениях, а остальные по большей части спикировали в озеро, или упали всё в те же заросли сухого тростника, устроив дополнительный пожар.
Гнаться за «чутаями» никто не стал. Ночь скоро. Тем более Брехт запретил пока светить в воздушных боях трофейные самолёты. Явно наступит время, когда этот сюрприз будет очень нужен. Из тридцати пяти сбитых самолётов противника два сели сами, хоть и дымили. Сели удачно на западный берег и Иван Яковлевич сразу к ним по паре броневиков отправил и старшим выдал свето-шумовые гранаты. А то ещё отстреливаться могут начать, не понимая всей прелести жизни в СССР в том же Владивостоке на карьере по добыче камня и дробления щебёнки. Там кормят, даже макароны на ужин дают. Там здоровый сон с десяти вечера до шести утра. Там общение с умными людьми, можно вести философские споры даже с профессорами философии. И там языковая среда, быстро освоят русский. То есть, будет им счастье, а они начнут отстреливаться и погибнут. Зачем?
Событие шестьдесят третье
– Ты видел сон про обезьянок и бегемота?
– Нет, не видел.
– Посмотри. Классный сон!
После успешного завершения операции «Буря в пустыне» нужно было провести не менее тщательно разработанную и продуманную до мелочей операцию «Фермопилы». Почему так назвали? Ну, название красивое. Фильм есть прикольный «300 спартанцев». А ещё там, у царя Ксеркса, была одна завиральная идея, которую он осуществил, что важно. Для переправки огромного войска царь приказал соорудить понтонный мост между Европой и Азией через Геллеспонт. Понтонный мост! И тут мост. И надо же – понтонный.
Только у этих детей шелудивых собак, в отличие от порядочных персиян, мост понтонный получился хлипким. И ещё два попадания снарядом от 75-мм пушки. Берег очистили от вражеских врагов и сапёрная рота бросилась его восстанавливать. Время уходило, утром нужно уже было «фермопилить», а вся бригада на западном берегу Халхин-Гола и другого пути на тот берег в пределах десяти километров нет.
Доклады поступали регулярно, Иван Яковлевич хотел было спать лечь. Всё же двое суток без сна, но первый же доклад, который, он надеялся, будет выглядеть примерно так: подходит к нему, эдак вразвалочку, командир сапёрной роты – капитан Ложкин, здоровый такой сибиряк с окающим говорком и докладывает:
– Ничё, Ван Яковлич, починим, мы ж не япошки. Мы же наши. – И вразвалочку же уходит. Эх, распустил народ. Нужно будет после победы налечь на шагистику.