Нетрудно заметить, что основная часть этих эпитетов, являющихся титулами, связана не с аристократическим происхождением, о котором у монголов понятия не было, и не с богатством, то появлявшемся, то исчезавшем, а с личными деловыми качествами. Из аморфного гомеостатического состояния иргэн (племя или подплемя) превратилось в активно действующую систему, где все способности членов мобилизованы. Человек, как таковой, перестал фигурировать в качестве единицы; он стал элементом, составляющим «иргэн», что налагало на него определенные обязанности, но и давало ему защиту и место под солнцем. За обиду члена иргэна должен был вступиться весь иргэн; за его преступление – тоже отвечали все сородичи. Понятие коллективной ответственности стало для монголов поведенческим императивом. На этой основе кристаллизуются права, определяемые степенями и градациям родственных отношений; и обязанности, исчисляемые в связи со способностями члена племени. Это типичный случай становления первой фазы этногенеза, столь похожий на появление феодализма в государстве Каролингов, что даже была сделана попытка назвать организацию монгольского общества в XII в. – «кочевым феодализмом».
Но ведь ничего подобного не было во времена Бодончара, т.е. при первом поколении потоков Алан-гоа и «Желтого пса». Братья обобрали Бодончара и выгнали его. Чтобы подчинить себе пришлое племя, Бодончар только уговаривал своих братьев, так жe как и мать, на время прекратить ссоры. Никакого общественного императива не заметно: только близорукий эгоизм и личные капризы без понимания общих задач. И это в конце X в.
К этому необходимо добавить, что прирост населения за XI в. резко возрос. В начале XII в. монголам уже мало долины Онона. Они распространяются к западу к Хилку и нижней Селенге, где наталкиваются на храбрых и воинственных меркитов, мало затронутых пассионарным толчком, но хранящих традиции предков – самодийцев.
Монголам становится тесно в своей стране, и первое, что в таких случаях обычно предпринимается, они выбирают верховного владыку – хагана. Им стал Хабул – представитель восьмого поколения потомков Алан-гоа и «Желтого пса». Он царствовал в тридцатых-сороковых годах XII в. Именно тогда закончился инкубационный период монгольского этногенеза, и началась монгольская история.
Теперь вернемся к проблеме «Желтого пса». Вряд ли стоит толковать миф буквально. Антропоморфизм и зооморфизм всего лишь метафоры, свойственные устному творчеству. Сами монголы и тибетцы считали светоносного юношу, преображающегося в пса, за литературный образ, иносказание. Значение же его ясно: монголы отметили и датировали путем счета поколений момент рождения своего этноса, или смену эпохи. Рождение Бодончара было для них исторической вехой, как для арабов хиджра, с той лишь разницей, что они вели отсчет не по астрономическому, а по биологическому календарю. Ныне так считают своих мух генетики.
И, наконец, пассионарный толчок описан как облучение плода в утробе. Это именно тот феномен, который порождает мутации. Выдумать такое невозможно, а поверить женщине, утверждающей это, – трудно. По-видимому, сами монголы X в. относились к рассказу Алан-гоа скептически. Но когда ее потомки захватили сначала влияние, а потом власть, стало безопаснее не спорить. А еще позднее – легенду стали воспринимать как сказку, потому что фольклористика и биофизика еще более несовместимы, чем гений и злодейство.
Но мутационный импульс не может изменить только один, да еще поведенческий признак. Разброс признаков обязателен… и он действительно имел место. Об отличии внешности Борджигинов от прочих кочевников говорят два автора: китаец Чжао Хун и тюрк Абульгази. «Татары не очень высоки ростом. Самые высокие ... 156-160 см[18]. Нет полных и толстых. Лица у них широкие, скулы большие. Глаза без верхних ресниц. Борода редкая. Внешность довольно некрасивая… «Тэмуджин высокого и величественного роста, с обширным лбом и длинной бородой. Личность воинственная и сильная. Этим он отличается от других»[19].
У Борджигинов «сине-зеленые (pers) глаза» или «темно-синие, где зрачок окружен ободком»[20]. Итак, мутация проявилась не только не психике, но и на деталях наружности Борджигинов, что снимает сомнение в ее наличии[21]. А какова была ее роль – увидим ниже.
Ареал пассионарного толчка всегда ограничен[22]. В нашем случае он охватил Приамурье, Уссурийский край и восточное Забайкалье. Восточные соседи монголов – чжурчжэни обратили клокотавшую в них энергию на юг и овладели Северным Китаем до р.Хуай. Западные соседи монголов в долинах Селенги и Ангары оказались вне пределов действия толчка, захватившего монголов и татар в междуречье Онона и Керулэна. Приняв этот тезис, мы можем легко объяснить подъем активности восточных кочевников, обитавших в степях менее обильных, чем их западные соседи. До сих пор этот факт не находил объяснения в литературе вопроса, но без введения понятия «биосфера» удовлетворительного объяснения и нельзя было найти.[23]
Перейдем к истории монголов. Темп ее был поразительно быстрым. Хабул родился около 1100 г., т.е. восемь поколений прожило и умерло за 130 лет. Это значит, что монголы воспроизводили потомство в 16 – 18 лет, после чего быстро уступали место молодежи. Конечно, тридцатилетних воинов не списывали в запас по старости, но, видимо, редкие мужи доживали до этого возраста. Они гибли в постоянных войнах, успевая лишь зачать сыновей, тоже обреченных на раннюю гибель. И если при столь неблагоприятных условиях монгольский этнос не исчез и не стал подневольным племенем у сильных соседей, то значит, монголы имели силы и способности к сверхнапряжениям, благодаря чему они шли от победы к победе. Именно эти качества мы определяем как последствия возникшей пассионарности в инкубационном периоде возникающего этноса. В начале XII в. монгольский этнос стал уже фактом Всемирной истории, так что жертвенность юных предков, имена которых не сохранились, принесла свои плоды.
Война
Пассионарный толчок коснулся не только чжурчженей и монголов. Он не мог не затронуть их соседей, обитавших в его ареале. Татары, жившие южнее Керулэна, и кераиты, кочевавшие по берегам Толы, также испытали подъем пассионарного напряжения. На беду географическое положение их было не столь благоприятно, как у монголов. У них был мощный и неприятный сосед – киданьская империя Ляо. С 1100 г. в степи шла постоянная война между кочевниками (кидани их называли – цзубу)[24] и регулярными войсками, причем последние, имея тылы и базы в крепостях, не могли не победить.
В этой войне многие народившиеся татарские пассионарии сложили головы, но успели перед этим оставить потомство, которое дождалось часа гибели ненавистного Ляо. Следуя принципу – «враги наших врагов – наши друзья», татары подружились с чжурчжэнями, победившими киданей. Это была крайне близорукая политика, потому что чжурчжэни, заместив киданей по функции, унаследовали и их политическую линию – борьбу с Великой степью. Чжурчжэньские «Алтан-ханы» (титул, обозначавший «золото» и эквивалентный китайскому Кинь, совр. Цзинь) не любили татар, но использовали их против кераитов и монголов, которых татары рассматривали как естественных соперников за право господствовать над степью.
К политической вражде добавилась еще религиозная. В 1009 году кераиты приняли христианство по несторианскому исповеданию. Несколько раньше монголы обратились в тибетскую религию бон, почитание солнечного божества Митры, покровителя верности и доблести+24. А татары, подобно своим союзникам полюбили индийское учение шаманов, которых они называли тюркским словом – кам. Энергия пассионарного напряжения, одинаковая во всем своем ареале, привела к образованию из аморфной массы кочевников трех оригинальных систем, война между которыми была неизбежна.
Уже в 1122 г. господство в восточной части Великой степи делили монголы и татары, а победоносные на других фронтах чжурчжэни заняли наблюдательную позицию[25]. Затем, в 1129 г., когда чжурчжэньский корпус, преследовавший отступавших на запад киданей, выдвинулся в степь, монгольский глава Хабул-хаган объявил чжурчжэням войну, чем остановил их войска и принудил их вернуться в Китай, чтобы избежать столкновения. Осторожный император Укимай предпочел не приобретать врага на севере в то время, когда его лучшие войска сражались с китайцами и тибетцами[26]. Он даже попытался договориться с Хабул-хаганом и пригласил его в свою столицу. Но монгольский вождь вел себя грубо и неуступчиво; не доверяя чжурчжэням, он во время дипломатического пира постоянно выходил из-за стола, чтобы отрыгнуть пищу, потому что боялся отравы. Тем не менее, Укимай запретил арестовать его, справедливо считая, что нового хана монголы найдут, а войско их от потери нескольких человек не станет менее грозным[27].
20
Histoire des Mogols et des Tatares par Abaul Ghazi Behadour Khan, publiee, traduite par annotee par Baron Demaison. Sbg, 1874, t.11, p. 72.
21
L.Goumiliov. Ethnogenese et Biosphere de la Terre. – Acta Ethnographica Acad. Scient. Hungaricae, t. 24 p. 27 – 46.
22
Л.Н.Гумилев. Этнология и историческая география. – Вестник ЛГУ, 1972, № 18, стр. 70 – 80.
25
Палладий (Кафаров). Старинное монгольское сказание о Чингисхане (Юань чао миши). – Труды членов Российской духовной мессии в Пекине. Т. IV. СПб, 1866, с. 172-3.
26
В.П.Васильев. История и древности Восточной части Средней Азии (Чжао Хун). – Труды Вост. отд. Русского археологического общества, ч. IV. СПб., 1857, стр. 96.