При других условиях Диана нашлась бы, что ответить, придумала бы какое-нибудь правдоподобное объяснение; но ввиду того, что он проявлял такую настойчивость, она решила дать ему резкий отпор:
— А если я не желаю говорить?
— Отлично. В таком случае и я заведу тайны от тебя.
— А, так! Понимаю, чего ты добиваешься. Тебя уже тянет опять к этой проклятой семейке Дэрош… К этой твоей противной кукле Элизе… Не играй со мной, миленький, в эту игру; она для тебя опасна.
— Ты что же это — вздумала меня пугать?.. Ха-ха-ха!.. Она мне угрожает!..
Разговор принимал все более и более бурный характер.
— Значит, ты еще не забыл этой Элизы! — в бешенстве кричала Диана. — Хорошо же. Она и ее родители обречены на смерть. Так и знай. Моя ненависть к ним еще сильнее моей любви к тебе. Я сейчас просила тебя подождать еще неделю. Это потому, что до приведения приговора в исполнение осталась ровно неделя. Этот приговор я вынесла безапелляционно. Понимаешь, безапелляционно!.. Можешь теперь разыскать их, предупредить. Все равно. Уже поздно!
Она размахивала руками, упиваясь собственными словами, и очень походила на фурию.
Первый раз в жизни ковбой узнал, что такое страх.
Он испугался.
Не за себя — он не способен был испытывать страх, — но за супругов Дэрош, за Элизу, за тех, к кому он был так нежно и глубоко привязан.
Он понял, что ему необходимо немедленно узнать адские намерения Дианы. Но он знал, что она не скажет ему больше ни единого слова.
Что делать?
Быстрее молнии в его голове пронеслась мысль, которую он решил осуществить во что бы то ни стало.
Сделав неимоверное усилие, он подавил кипевшее в нем бешенство. Пожимая плечами, он уставился на Диану своими серыми, стальными глазами и мягко проговорил:
— Это очень глупо, мой друг, если ты думаешь, что я все еще интересуюсь монмартрскими фермерами. Я с самого приезда в Европу не видел их, и у меня даже нет желания их увидеть. Правда, к Элизе во мне зарождалась симпатия, но эту симпатию заглушила моя любовь к тебе.
— Правда? — спросила Диана.
Она успокоилась так же быстро, как и вышла из себя.
— Правда.
— Поклянись мне своей любовью.
— Клянусь тебе своей любовью, — сказал ковбой, подумав, что честью он не решился бы поклясться.
Добрые отношения восстановились.
Они отобедали, как всегда, вдвоем, а вечером ездили кататься верхом.
Стальное Тело всячески старался, чтобы Диана забыла про утреннюю размолвку.
Внешне спокойный, он все время думал об опасности, грозившей семье Дэрош, и подготовил план своих будущих действий.
Стальное Тело был уверен, что в письменном столе Дианы скрыта разгадка ее намеков на близкую гибель семьи Дэрош. Поэтому он решил пробраться утром в спальню Дианы, смежную с его комнатой, вынуть потихоньку ключи из ящика, в который она их клала на ночь, и обыскать письменный стол.
Это он и исполнил. Словно опытный вор, прокрался он в девять часов утра в спальню Дианы, достал ключи, прошел в кабинет, отпер письменный стол и просмотрел там все бумаги.
Изумлению его не было границ, когда на фотографиях он узнал утреннего посетителя.
С чувством глубокого отвращения он положил их обратно в конверт.
— Нечего сказать, хорошие знакомые у Дианы! — подумал он.
Тут же он нашел чековую книжку и на последнем талоне прочел фамилию графа Шамбержо.
— Черт побери! Это он и есть — тот, кто изображен на карточке. Для чего Диана выдала ему чек на целый миллион? Не понимаю.
Бумаги были сложены пачками в отдельные папки с надписями: «Дело Шамбержо», «Дело сыщика Пенвена», «Дело Дэроша»…
Первые две пачки он только быстро перелистал, зато стал внимательно читать бумаги Дэроша.
С первых же строк он оцепенел от охватившей его злости и страшно побледнел.
— Каково бесстыдство!.. Какова гнусность!.. — шептал он. — Диана — олицетворение преступности. Дальше по этому пути идти некуда. И такую женщину я любил! Да меня повесить мало… Ах… ее следовало бы сейчас же задушить, как ядовитую гадину, чтобы избавить от нее мир.
Прочитав еще несколько страниц, он приложил руку к сердцу и воскликнул не своим голосом:
— Элиза!.. Замышляется покушение на Элизу!.. Ну нет, змея, ты шутишь. Этому не бывать.
Одиннадцать часов — нужно было спешить.
Стальное Тело торопливо завернул бумаги и карточки в газетный лист, запер стол, положил ключи в карман и, никем не замеченный, вышел из особняка Дианы.
А та, только что проснувшись, как раз в эту минуту звонила горничной — помогать одеваться.