Он почти сразу приходит в себя и, уже опираясь на руки, целует мою спину, томно трётся щетиной о лопатки, доставляя мне моё кошачье удовольствие.
— Чуть левее… — прошу его. — Да, здесь, и чуть сильнее… ещё… аааа… как же приятно!
— Неужели приятнее, чем когда я двигаюсь у тебя внутри? — возмущённо спрашивает.
— Ну… — нарочно тяну, — нет, конечно же!
Он чередует то свои щёки, то подбородок, затем вдруг кусает меня где-то между лопаток. Я вздрагиваю, вскрикнув от неожиданности, и к своему стыду обнаруживаю, насколько интенсивный возбуждающий эффект оказывает на меня эта диверсия.
Алекс ложится рядом, смеясь над моей реакцией и возмущением, которым я пытаюсь скрыть тот вопиющий факт, что безумно сильно хочу его снова.
— А ты серьёзно проголодался сегодня, я смотрю! — замечаю ему.
— Ничего, это был голод с пользой, — заявляет.
— С какой ещё пользой?
— В воспитательных целях.
Мои брови взлетают в недоумении и негодовании:
— Ты о чём, вообще?
— Я о том, любимая, что кое-кому нужно было напомнить, что секс — это удовольствие не только в двадцать три, но и в пятьдесят пять тоже!
Я моргаю, вытаращив на него свои ошалевшие глаза, но слов для ответа пока не нахожу.
— Секс в нашем возрасте, душа моя, это, прежде всего, здоровье, и какое счастье, что оно у нас обоих есть! Секс — это не только одно из самых больших удовольствий в жизни, это единственный способ достигнуть максимальной интимности, возможность дополнить духовную близость физической, углубить её! Согласись, какой бы крепкой ни была дружба, физический контакт выводит её на совершенно иной уровень!
— Значит, мы дружим с тобой? — подхватываю его линию и мастерски скручиваю её своей иронией.
— Конечно! Ты, кроме прочего, ещё и мой лучший друг! — не теряется.
— Угу, понятно. А сейчас мы, вот только что, значит, дружили организмами?
— Ну, разумеется! И ты, по-моему, была очень даже открыта для общения! И даже ни разу не упомянула о нашем возрасте и необходимости ему соответствовать в спальне!
Глаза его гневно сверкают. Ясно, значит, четыре дня назад я посмела покуситься на святое — секс. На самом деле, я ничего серьёзного не имела в виду, так просто пошутила, что в нашем возрасте интимом так часто и так… эм, бурно не занимаются. Мой муж молча это проглотил, а я почувствовала, что воздух между нами заискрился — это верный признак того, что он взъелся. Хлопоты, дети, внуки быстро меня отвлекли от этой мелочи — мы только неделю назад вернулись после полугода жизни в Испании, приехали домой пожить пару месяцев рядом с детьми. Когда на следующий день после нашего разговора Алекс молча улёгся вечером спать, никак и ничем не проявляя игривого настроения, я подумала, что мой муж просто устал. Ну стареет немного, пора уже, сколько же можно скакать!
Его поцелуи и интимные интервенции не разбудили меня ни следующим утром, ни следующим за следующим, и я, честно признаюсь, оголодала, но так и не поняла к чему весь этот пост.
Четыре дня совсем без секса, четыре. За все годы, что я замужем за этим человеком, такое явление — нонсенс и самый первый случай настолько долгого простоя, если только муж не в отъезде и никто из нас не болен, не беременный и не родил недавно ребёнка.
Оказывается, это был воспитательный процесс!
— И ты четыре дня терпел, мучился, сердешный, чтобы сейчас произнести вот эту гневную тираду? — я просто ухохатываюсь с него, вот ей Богу! И кто из нас после этого ребёнок, а кто взрослый?
Он смотрит на меня своими карими радужками с таким возмущением и осуждением и вдруг берёт совершенно иной тон:
— Ты что, совсем по мне не скучала?
И я больше не могу, ржу. Да, именно ржу: у меня истерический, до колик в животе смех, который заставляет перевернуться на живот и, встав на колени, хохотать в подушку до слёз. Когда приступ истерии-веселии меня отпускает, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть на своего «учителя», он уже обиженно морщит лоб, но глаза его улыбаются — понимает, что перегнул палку.
— Какой же ты всё-таки глупенький у меня! Целых четыре дня не прикасался, дулся, мучил и себя, и меня, и всё только для того, чтобы преподнести свой дурацкий урок! А как же наше здоровье?
— Здоровье не пострадает! И я не дулся!
Это правда. Кроме постельного карантина, бойкот мужа никак больше себя не проявлял — то же количество дневных поцелуев и объятий, что и обычно. Или даже, может быть, чуточку больше.
Я залезаю на него верхом, и целую в нос, заставив широко улыбаться и купать мои плечи и шею в поцелуях. Вот такой у меня муж — один маленький жест признательности с моей стороны — и море его любви в ответ.