Алекс приблизился, и наши тела соприкоснулись вначале легко, не решаясь на нечто большее, лишь знакомясь и познавая друг друга медленно, поступательно, затем плотнее, пока сжались настолько плотно, что, казалось, нам обоим хотелось в ту секунду срастись кожей, подобно сиамским близнецам. Ощущение его горячего и сильного тела, его потрясающий мужской запах повергли меня в иное измерение, где пространство и время воспринимались иначе, где стыд и стеснение растворились в эфире желания и эстетического наслаждения мужской красотой.
Но было ещё кое-что, что поразило меня: обнимая его плечи и целуя его губы, я вдруг обнаружила странное и необъяснимое чувство, что я вновь обрела нечто давно утраченное, моё, знакомое мне и ценное для меня. У меня не было ощущения близости чужого тела, чужого мужчины, и это было странно, ведь я не привыкла быть с многими, я успела познать только одного, а этот должен был стать лишь вторым. Вторым, другим, но отчего-то таким … не чужим!
Алекс взял меня на руки, и на огромной белой кровати, утопая в пряном запахе его кожи, растворяясь в космической музыке, я впервые стала его женщиной, восхитительной, нежной, сексуальной, возбуждающей, вдохновляющей, бесконечно желанной. Как прекрасно было ощущать всё это, я чувствовала, как дышу, как живу и проживаю каждое мгновение своего существования в этом мире...
Ни единого сожаления не было во мне о совершаемом. Я - строгая, правильная, замужняя пуританка, отдалась мужчине, который не был моим мужем, и, о ужас, была счастлива тем, что решилась на это…
Hammock - Sinking Inside Yourself
Я проснулась от света. Было около семи утра, но солнечные лучи заливали всю комнату, казалось, в ней было также светло, как и на самом солнце. Я щурилась и никак не могла открыть глаза, так же как и не могла привести в порядок свои мысли. Долго пыталась выстроить план действий, план своего «красивого и достойного ухода», но, то и дело спотыкалась об обрывки живых, трепетных воспоминаний о прошлой ночи, которые, то стыдили, то вновь возбуждали меня. Наконец, я абсолютно бесшумно села на кровати, голая, вся в солнечном свете, щурясь и пытаясь вспомнить, где мои вещи. Увидела Алекса: его бёдра были укрыты простынью, а живот обнажён … тот самый, который сводил меня с ума прошлой ночью, совершенно плоский, смуглый, с тонкой кожей, которая нежно двигалась вместе с дыханием, а если присмотреться, то и едва заметно вздрагивала с каждым ударом его сердца. Немного тёмных волос, несомненно, были украшением этого мужественного и невероятно нежного участка его тела, изящной дорожкой они увлекали взор ниже, туда где всё было скрыто простынью, и, Слава Богу, потому что мне давно было пора домой…
«Конечно, в ванной. Мои вещи». Только я хотела тихонько скользнуть туда, а затем как кошка мягкими бесшумными лапками к выходу, как меня поймали за руку:
- Хочешь сбежать? А кофе? А душ? - он улыбался открыто, как ребёнок, и силился открыть глаза, приподнимаясь, но яркий свет ослеплял его. Он был смешной и бесконечно красивый в этом свете, полунагой, беспомощно ослеплённый, но чуткий и нежный. Я чувствовала, как меня накрывает всё больше и больше, и это к моему величайшему сожалению, не только волна вожделения. Моё сердце билось так сильно, я испугалась, что он услышит его.
- Прими душ пока, я кофе сварю, консьерж обещал горячие булочки нам принести.
Конечно, душ я приняла не одна. Видно, варка кофе оказалась не слишком увлекательным занятием для него, потому что, не успела я разобраться с душем, как его рука уже нажимала на нужные рычаги и кнопки, нас совершенно внезапно со всех сторон и чуть ли не из под земли обдало холодными струями, я завизжала от неожиданности, а Алекс со смехом сообщил, что это «утренний душ». Вода становилась тёплой, а его поцелуи жаркими и страстными…
Потом мы пили невероятно вкусный кофе с горячими воздушными круассанами и мёдом. Алекс всё время улыбался и целовал мои губы, и светился … светился счастьем, что совершено не было похоже на разовую встречу… Но меня поразило другое, то количество нежности, которое было в нём - безграничное, бесконечное, оно никак не вязалось с его мужественностью, в чём-то даже слегка брутальным телом и внешностью, с его уверенной силой и мощью, уникальной способностью покорять себе всё… Эта, неординарная для мужской, мягкость максимально приближала его к существу, наделённому женской природой: именно эта неожиданная контрастность покоряла в нём больше всего. Казалось, он не был вовсе обременён гордостью за свою красоту, в нём не было и следа завышенной самооценки, самомнения, обязанного родиться в силу обладания внешностью настолько броской и влекущей, успешностью и удачливостью, так щедро балующими его в жизни.