- Сейчас мы будем с тобой готовить шоколадный торт. Ты ведь шоколадный любишь?
- Я не знаю, - улыбается он, - наверное, люблю.
Я раскладываю на столе принесённые мной продукты. Алекс сидит на высоком стуле и, не отрывая глаз, с улыбкой наблюдает за каждым моим движением. В его взгляде столько тепла, нежности и … любви…
- У тебя миксер сеть?
-Не знаю даже что это, - отвечает он, не отрывая от меня своих красивых глаз.
- Ну, я так и думала, поэтому ты мне будешь помогать, - вручаю ему венчик.
Он воодушевляется, кажется, тень грусти в его глазах, наконец, испарилась, они загорелись жаждой познания чего-то нового, а Алекс любит это как никто другой.
Я отделяю белки от желтков, отдаю ему чашу и приказываю:
-Взбивай!
Он недоумевает какое-то время, а я нарочно не показываю ему, что нужно делать, но он быстро соображает и начинает вытворять с будущим бисквитом немыслимые пируэты. Я тем временем готовлю крем, его кухня, а затем и весь его дом наполняются сладким запахом выпечки, заварного крема и шоколада… Так пахнет в домах, где живут семьи, где есть дети, где живёт Любовь…
Nino Katamadze & Insight - Olei
За окном невыразимо грустный, холодный, пасмурный ноябрьский день, и хотя я люблю эту пору за красоту разливающихся красок жёлтого, пурпурного, оранжевого, сегодня особенно хочется тепла и уюта. Они есть у меня дома, но не у Алекса, где всегда одиноко и пустынно, где кроме едва уловимого аромата цитрусовой-ванили и разогреваемой пиццы в микроволновке не бывает никаких запахов вообще. Сегодня его День Рождения, и мой подарок – тепло и уют, сегодня, в его день, в его доме будет то, чего он так сильно жаждет …
Всё готово, но бисквит ещё печётся в духовке.
Нежные глаза Алекса забыли о печали, они переполнены теплом и радостью, почти счастьем, и он неотрывно смотрит ими на меня, на мои передвижения по его кухне, мои манипуляции с ложками, мисками, кремом «на водяной бане».
Он приближается медленно, берёт мои руки в свои, и увлекает туда, где ему так одиноко, в свою спальню, свою постель, и мы любим друг друга с невероятной нежностью, мы тонем друг в друге, соединяемся в одно целое, и это ни на что не похоже, ни один самый изысканный в своей выдумке секс не сравнится с этим плаванием в реке чувственности и любви. Но Алекс теперь после акта любви всякий раз делается печальным, его глаза на пике эмоций переполнены чем-то надрывным, болью вперемешку с наслаждением и любовью, в его глазах столько любви, что не нужно слов, мне итак всё понятно… Он любит. Он любит сильно, эмоционально, едва сдерживаясь, он хочет отдавать мне это чувство, переполнившее, затопившее его, и, похоже, уже доведшее до грани…
Мы лежим в постели, смотрим друг другу в глаза, наши руки сплетены и ноги тоже. Комнату постепенно заполняет шелест начавшегося за окном дождя, сильнейший ветер носит по мокрой террасе оранжевые и жёлтые листья, налетевшие сюда с соседних клёнов и берёз, ведь дом этот стоит у самого парка … Дождь внезапно усиливается, теперь он уже похож на ливень, Алекс прижимается ко мне ещё ближе, и я вижу в его глазах муку …
Внезапно я вспоминаю про бисквит в духовке, вскакиваю и бегу его доставать. Совершенно голая и с распущенными волосами вожусь на кухне: достаю форму, проверяю, готово ли тесто специальной лучиной, думаю какое-то время, пора ли его вытаскивать или ещё подержать, решаю в итоге оставить. Затем оборачиваюсь и вижу душераздирающую картину: Алекс, уже одетый, сидит на полу у двери, его локти на коленях, но кистью руки он зажимает свой рот, а глаза … глаза его переполнены болью и слезами, они ещё не стекают по его щекам, но их уже так много скопилось у его карих зрачков, что это уже вот-вот случится. Я спрашиваю его:
- Алекс, что случилось?
- Ты такая … красивая …
Меня обуял страх, я понятия не имею, что говорить и что делать, как помочь ему, если я не могу дать ему то, чего он так сильно хочет. Я не могу любить его, это глупо, я рискую не просто обжечься, а сгореть целиком и без остатка. Мне отчаянно захотелось сбежать, или, по крайней мере, хотя бы одеться.
- Извини, что я голая на кухне, сейчас оденусь…
Хочу просочиться мимо него в спальню, но он ловит меня, обхватывая руками, притягивает к себе на колени, сжимает крепко и, целуя, повторяет:
- Будь моей… Стань моей, прошу тебя! Будь моей, я весь мир брошу к твоим ногам, только стань моей! Ты никогда, никогда не пожалеешь об этом, поверь! Стань моей … пожалуйста! Будь … моей...
И я молчу, мудро молчу, пусть в этом молчании он найдёт для себя надежду, ведь сегодня его день, и если я отвечу ему честно, если только я скажу ему правду, он снова померкнет, он снова утонет в своей боли, и тогда какой же это будет праздник. А так, хоть он и знает сам ответ, моё молчание даёт ему шанс верить в то, что есть какой-то иной выход для нас …