Кирано стоял, освещенный сиянием горящей усадьбы. Высокие языки пламени вырывались из разбитых окон библиотеки и из световых окон на двускатной крыше.
По глупости я полагала, что сервитор слепо последует за мной, но он, конечно же, выбрал более прямой путь. Должно быть, он предвидел, что я побегу в ангар, и выбрал маршрут, чтобы перехватить меня и предотвратить мой побег.
Его аугментический глаз мигнул красным, и он двинулся ко мне, прижимая к груди винтовку полковника, не обращая внимания на ужасные раны, нанесенные его телу. Дождь хлестал по его изуродованной плоти. Мой удар керосиновой лампой ужасно изранил его, горящее топливо пожрало его мертвую кожу и сделало его практически калекой.
Но даже искалеченный он с легкостью убил бы меня.
Сервитор неотвратимо приближался. Не очень быстро, но достаточно, чтобы догнать меня, куда бы я ни побежала.
Идти к беседке казалось глупой затеей, поэтому я повернулась и вошла в лабиринт. Моей единственной надеждой было то, что Кирано не знал правильной дороги. А если и знал, то я наверняка смогла бы быстрее пройти лабиринт и выбраться из него, пока сервитор все еще будет оставаться внутри.
Возможно, тогда мне удастся добраться до машины и сбежать.
Я углубилась в запутанную полутьму лабиринта.
Дождь хлестал все сильнее, смывая с моего лица слезы, пока я пробиралась все глубже в лабиринт. Мои ноги скользили по грязным дорожкам, и несколько раз я падала, теряя равновесие. Грянул гром, но даже сквозь его грохот и гулкие отзвуки я все еще могла слышала, как Кирано следует за мной.
Царапая лицо о колючие шипы, я пробиралась сквозь лабиринт. Я понятия не имела, сколько осталось энергии в сабле поэтому деактивировала ее, не желая без видимой необходимости истощать то немногое, что осталось.
На бегу я изо всех сил старалась сосредоточиться, вспоминая те моменты, когда бродила по лабиринту и запоминала его ходы. Я молилась Императору, что правильно все запомнила, и чтобы Кирано в прошлом не счел нужным войти внутрь, дабы изучить его многочисленные изгибы и повороты.
Возможно это была тщетная, порожденная отчаянием надежда, но она была моей единственной.
Я ускорилась, минуя поворот за поворотом, углубляясь все дальше в лабиринт, гадая, не столкнет ли какой-нибудь поворот меня лицом к лицу с сервитором. Я крепко сжала саблю, готовая снова взмахнуть ей, если увижу Кирано. Руки мои тряслись, и я старалась выбросить из головы воспоминания о разрубленном теле Гаррета Грейлока. Я знала, что если позволю мыслям о том, что я сделала, поглотить себя, то буду окончательно подавлена и потеряна.
Наконец я вышла на середину лабиринта и издала сдавленный крик облегчения.
Странная андрогинная статуя из розоватого коралла блестела под дождем, ее гладкая поверхность была покрыта каплями воды. Переводя дыхание, я сделала неуверенный шаг вперед и чуть не рухнула в изнеможении на мраморную скамью.
Мне нужно было двигаться. Мне нужно было выбраться из лабиринта и добраться до машины.
Но все источники, подпитывающие меня, иссякли. Я исчерпала все резервы сил и стойкости.
Проливной дождь и грохот волн причудливо приглушались кривой изгородью лабиринта. Кроме них я различила странный звук, источник которого сначала не могла определить.
Тихий треск, как будто по оконному стеклу расползались тонкие трещины.
Тембр звука изменился, превратившись во влажное чавканье, как будто что-то вытягивали из мертвой хватки болотной топи. Дождь хлестал все сильнее, и очередная вспышка молнии озарила небо фиолетовым светом.
Я невольно вспомнила длинную дамбу, пересекающую отвратительную болотистую местность, которая так напугала меня во время моей дороги в поместье Грейлок. Мой разум наполнился образами мертвых и нерожденных существ, незримых, копошащихся в глубокой тьме.
Я медленно повернулась, чувствуя, как позади меня разливается тепло.
Теперь я поняла откуда шел звук, и трепещущая ткань моего рассудка начала расползаться все сильнее.
Статуя в центре лабиринта двигалась.
Она невообразимо колыхалась, пульсировала изнутри, ее некогда жесткая структура теперь стала гибкой, как будто проливной дождь размягчил ее. Теперь, казалось, она была сделана не из рифленого и бугристого коралла, а из розоватых складок слоистой плоти, которые разворачивались подобно ночному цветку. Она растягивалась и раздувалась, как будто что-то, заключенное в ее влажных внутренностях, пыталось вырваться наружу.