— Не паясничай, — перебил Лёвка, и я поразился жесткости его тона. А парень-то освоился, такое ощущение, что страх потерял. — Отсиделись мы в дальнем конце одного из конвейерных штреков, переоборудованном под лабораторные отсеки. Выбрались из шахты только к ночи. На поверхности договорились никому не рассказывать о том, что произошло. Разбежались в разные стороны, и каждый решил, что другой свалил за Периметр.
Я кивнул. Зона коварна: она умеет убеждать остаться. Знаем, проходили.
— Я бы ушел, — сказал парень, поймав мой понимающий взгляд. — Подальше, без оглядки, чтоб забыть и не вспоминать. Но не смог. Зона не отпустила. — С нее станется, — согласился я.
— Ты не понял, Минор. Она не отпустила… физически.
Я не нашелся, что ответить. Трудно спорить с очевидным. Зона никого силком не держит. А то, что все сталкеры от нее зависимы психологически, что твои наркоманы, — так это ни для кого не секрет. Но не на уровне физиологии! Вот этого не надо.
Физически территория не отпускает только тех, кто здесь рожден, — мутантов. Да, зомбак или, скажем, кровосос не смогут долго находиться за пределами Периметра. Им нужна подпитка, которую они могут получить только здесь. Без нее — через час-другой на части развалятся. Поэтому у Фоллена во лбу и загорелся фонарь алчности, когда он узнал об артефактах, служащих аккумуляторами аномальной энергии… Стоп.
Я уставился на Лёвку, как на привидение. Тупо проговорил:
— Вы подверглись мутации. То, что поднялось во время выброса из глубины шахты, затронуло и вас с хмырем. Но не убило, как остальных, а лишь видоизменило. Так?
— Источники аномальной энергии при выбросах формируются не только на поверхности в районе ЧАЭС, но и под землей, — пояснил Лёвка, уклонившись от прямого ответа. — Скорее всего шахту для этого и переоборудовали. Ученые собирались изучать подземные процессы в Зоне. Но после провала операции проект быстро свернули, а вход взорвали. То ли очканули, то ли денег не хватило.
Небо над Зоной потемнело, с севера прикатился далекий рокот. По всей видимости, будет гроза. Заныла старая рана, подтверждая атмосферные изменения.
— Если ливанет — потеряем много времени, — нахмурился я, растирая плечо. — Нужно двигать.
— Не ливанет, воздух сухой, — отмахнулся Лёвка.
— Ну-ну, гидрометцентр, — недоверчиво прищурился я.
— Я чувствую. — Парень провел перчаткой по щеке. Темные прожилки на миг посветлели. — Пока метаморфоза не кончилась, организм находится на про межуточной стадии, и пороги чувствительности смещены.
— В любом случае пора. Заканчивай свою историю. Я встал и разворошил ботинком костер. Угли зарделись, угасая.
— Через несколько месяцев я понял, что не только не могу покинуть Зону надолго, но и внутри Периметра угасаю без подпитки, — сказал Лёвка и тоже поднялся на ноги. — Голод сам привел меня к шахте. Как бездомный пес в поисках зарытой косточки, я откапывал вход. Вскоре ко мне присоединился товарищ по несчастью и поведал, что его гложет схожее чувство. В конце концов мы сделали лазейку в завале и проникли внутрь, чтобы дождаться выброса черного тумана. Я не пробовал наркотики, но скорее всего это было похоже на состояние эйфории после убойной дозы. Мы упивались парами, не высовываясь под сами черные клубы. Организм заряжался.
— А потом доза потребовалась снова и снова? — усмехнулся я.
— Ему да. А я начал с каждым разом все меньше нуждаться в подпитке. Словно что-то поселилось в потрохах и работало автономно, как аккумулятор.
У меня внутри все похолодело от стрельнувшей догадки.
— Он его не глотал… — пробормотал я, напрягаясь от очередного громового раската. — Тот угольник, которого Фоллен порешил на операционном столе… Он ведь не глотал артефакт? Лёвка оценивающее посмотрел на меня. Ответил: — Не глотал.
— «Жемчуг». Какое точное название. Эта штуковина постепенно вырастает внутри человека. Как в раковине.
— Так и есть. Но, как и у моллюсков, он встречается далеко не у всех.
— Вот почему вы с товарищем расплевались. Своя цацка у него не выросла, и он решил тебе кишки выпустить, чтоб поживиться. Какая у вас, однако, крепкая дружба и налаженная взаимовыручка.
— Он давно за мной охотился. Но несколько дней назад в шахте случился второй прорыв, и процесс превращения ускорился в десятки раз. Его, поди, и скрутило.
— Вот с этого места подробно и с картинками, — велел я. — Что произошло при втором прорыве? Ведь неспроста угольники за Периметр поперли. Аномальный выброс запустил какие-то скрытые процессы?
— Точно не знаю. Видимо, они на протяжении многих лет были… законсервированы. Наверное, впали в какое-то подобие анабиоза. А теперь всплеск энергии разрушил сдерживающие нити, пустил механизмы. — Но какого банана они поперли за Периметр?
— Трудно сказать. Может, бойцы просто возвращаются домой?
— Ага, такими темпами скоро все мутанты по киевским хаткам разбредутся. Я проверил двустволку. «Калаш» закинул за спину, натянул ремень, чтоб приклад не колотил по заднице. Несмотря на то, что паршиво сделанные патроны все-таки промокли и через раз давали осечку, бросать при стрелянный автомат я не собирался. Не развалюсь, потаскаю четыре лишних кило — свое все-таки, родное.
— Лады. Три коротких вопроса. Первый. Почему ты внешне не изменился с тех пор? Если, конечно, не врешь и действительно участвовал в операции «Фарватер»… Ведь тебе должно быть лет тридцать, так? А вы глядишь от силы на двадцать. Лёвка помолчал, прежде чем ответить.
— Точно не знаю, что не так с моим организмом, но с тех пор, как внутри стала расти эта дрянь, обмен веществ замедлился. Жизненные показатели упали. Мое нормальное давление восемьдесят на пятьдесят, а пульс даже при нагрузке не выше семидесяти ударов в минуту. По нужде хожу гораздо реже обычного. Зато когда прихватывает и случается приступ, так колотит, что врагу не пожелаешь. Наверное, из-за этой… батарейки я почти не изменился за столько лет.
— Допустим. Вопрос второй. Есть ли закономерность в появлении «жемчуга»? У кого он… вырастает?
— Думаю, теоретически вероятность зарождения артефакта есть у каждого, кто побывал в шахте во время выброса. Но точных данных у меня нет. Да и откуда им быть? Я же не ученый.
— Тогда главный вопрос. За каким хреном мы идем к шахте, раз оттуда уже все свинтили?
Парень опять замолчал. Видно, прикидывал, стоит ли говорить правду. Наконец решил.
— Нужно перекрыть ствол шахты. Я хочу предотвратить катастрофу, остановить черный туман, пока он не начал превращать всех вокруг в носителей. Вояки не понимают, что может произойти, если позволить дряни вырваться наверх. Откроют душегубку, бросят сотню подопытных и будут ждать результатов. Для них «жемчуг» — очередной шанс получить управляемых монстров, которых можно использовать вне Периметра. Очередной эксперимент.
— Э-э-э… — протянул я, пристально глядя на него. — Ты новоявленный спаситель мира, что ль? Уволь, я на это не подписывался. Уж не обессудь, но мои интересы в этом деле гораздо ближе к плинтусу. И, честно говоря, мотивация моя сейчас тоже стремительно падает…
— Получишь ты свой артефакт, не волнуйся, — обронил Лёвка, и я уловил в его интонации нотку оскорбления. — У меня внизу припасена «жемчужина».
— Хитрый, — прищурился я. — А вдруг ты меня хочешь в ловушку какую-нибудь заманить? Вдруг весь этот рейд — часть какого-нибудь плана? Ты ведь до сих пор под присягой.
Лёвка удивленно приподнял брови и тут же их уронил обратно.
— Не обижайся, Минор, но с тебя и взять-то нечего, — сказал он. Пожевал губами. — Не торопись. Ты все поймешь, но для этого нужно спуститься в шахту. — Я не верю в альтруизм.
— Поброди с мое по Зоне неприкаянным, нестареющим, одиноким — поверишь.
В этих словах не было патетики и пафоса. Лишь сухая констатация факта. Я на секунду представил себе жизнь этого фактически еще пацана, которому не повезло оказаться не в том месте не в то время, и понял — Лёвка не бравирует.