– То есть я должна грохнуть агента ОПНО? Ты вообще представляешь, как мне это сделать?
Бармен закурил сигарету.
– Девочка, я понятию не имею. Я тебе озвучил свою цену. Тебе в любом случае в ОПНО, и уж поверь, я по одному твоему виду сразу понял, что ты туда не с добрыми намерениями. И я сразу понял, что ты не местная. Тебя туда проведут инкогнито, а когда ты свои дела сделаешь, никто никогда в жизни не узнает, кто это сделал. Ну, если, конечно, не засветишься, бегая по улице с ножом с криками «Я убила агента ОПНО!».
– Я не могу дать тебе гарантий.
– Здесь я бессилен. Не выполнишь свою часть сделки, и к 34 мертвым девочкам прибавится еще жертв.
Айка прочистила горло. Она не звалась в мстительницы, но конкретных отморозков она ненавидела всеми силами своей души. Сейчас у нее появился шанс немного облегчить давно ноющие раны.
– Ладно, я сделаю все, что в моих силах. Как я попаду в Синий район?
– Я договорился с одним красарком. Он проверенный малый. Я позвоню ему и маякну, чтобы тот все обеспечил. Но придет он только завтра утром. Я тебе обеспечу комнату, если нужно.
– Нет, я в квартиру вернусь. Обеспечь меня лучше консервами и водой, а то я от голода и жажды сдохну раньше, чем мы дойдем.
– Провизия нынче удовольствие дорогое, но я выделю тебе немного съестного.
– Заметано.
– У тебя есть телефон в квартире?
– Есть.
– Тогда я тебе маякну, когда ждать красарка.
– Идет.
Айка поднялась с кресла. С самого начала она заметила «Цепь» на руке Таверия.
– Как вы все-таки можете так париться по всему?
– Не понял тебя.
– Этот олень все равно издохнет от «Цепи» скоро. Ты сам скоро сляжешь. А заботишься о бизнесе так, будто проживешь еще долгую и счастливую жизнь.
– Я не уверен в том, что у него отсутствует иммунитет. Знаешь, когда я целиком в работе, и продолжаю, как ты сказала, «париться» по этому поводу, я забываю о том, что скоро умру. Это ужасное чувство. Самое страшное знание, которое может получить человек – это точная дата своей смерти. Только садист может такое знание дать, а мазохист захотеть такое знание обрести. Даже если твоя смерть наступит через годы, ты живешь с неотвратимым осознанием того, что вот твоя дата. У тебя нет надежд, что ты проживешь 70, 80, 90 лет. Не можешь накрутить себе, что тебе лет 100 отпущено. Когда я живу в работе, я теряю ощущение безысходности. Надеюсь, скоро оно просто сменится принятием неотвратимого…
В кабинет забежала помощница.
– Опять труп в баре! Еще одного человека «Цепь» прибрала.
– Ну вытаскивайте и кладите на улицу. Не хоронить же каждый день по десятку посетителей! Пойдем, Айка.
Айка вышла в основное помещение бара вместе с барменом и помощницей.
«Цубирма! Цубирма! Да что ж ты так раньше меня, родная! Да ж что ж за несчастья меня преследуют!» – сквозь боль кричал уже знакомый Айке Нолб. Он склонился над телом погибшей жены, не давая сотрудникам бара вытащить ее тело на улицу. Люди окружили горевавшего старика. Среди них были женщины, мужчины, дети. Айке стало неожиданно для себя очень жалко этих людей. Быть может, взрослые люди смирились с мыслями о том, что вот такая у них судьба, но дети… Айка смотрела в обреченные лица детей. Их маленькие запястья оплетала ненавистная «Цепь». Они еще ничего не увидели, ничего не сделали. Когда-то они строили планы о том, кем будут, когда вырастут, а родители не могли нарадоваться своим маленьким чадом. Но теперь все планы сожжены. Улыбчивые лица детей и родителей сменились на каменные, обреченные личины, как у безмолвных статуй. Через время они так же будут лежать бездыханным телом. Над родителями будут плакать дети, а над детьми – отцы и матери. А причина проста. Государству не нужно лекарство. Ему нужно оружие, армия, военные машины. Все, что может разрушать и держать порядок в тоталитарном обществе. А денег на медицину все нет и нет. Ведь куда проще закрыть людей в клетке и дать им умереть. И каждый мертвый ребенок, лежащий на улицах этого проклятого города, на совести власть имущего. На совести Великого и Всемудрого Лидера Мерала Смальгера. Айка сжала кулаки от безысходности и злобы.
Когда Нолба, наконец, оттащили от тела его ныне покойной жены, Цубирму взяли за ноги и руки два сотрудника бара и, напрягши все силы, вытащили ее за порог и аккуратно положили на улицу. Нолб сидел, рыдая, на полу, а остальные люди старались его хоть как-то успокоить. Айка не видела в этом какой-то пользы. Ему нет дела до этой жалости. Его родной человек умер.
Однако, что-то корыстное, но очень важное щелкнуло в голове у девушки. «Цель оправдывает средства», ведь так? Пока все были заняты Нолбом, Айка быстро вышла на улицу, и, дождавшись пока сотрудники, вынесшие тело, вернутся в здание, подошла к Цубирме и внимательно вгляделась в ее лицо. «Эх, прости, бабка, но вещь дорогая, а мне нужно командира выручать», – еле слышно пробубнила Айка и вытащила из ноздрей старухи две прозрачные пилюли, съежившись от мысли, что она копается в носу старого человека.