— Откуда у тебя шрамы? — спросила Инга, когда я переодевался.
Наверное, она хотел задать этот вопрос уже давно, но решилась только сейчас. Вся правая сторона: щека от виска, шея, плечо, предплечье, живот и часть бедра были покрыты следами старых ожогов с неровными пятачками пересаженной кожи. Раньше, когда меня спрашивали о шрамах, я рассказывал выдуманные истории про то, как чудом спасся из огненной аномалии. Но сейчас я знал ответ. Воспоминание не померкло, как те кошмары, что не мог вспомнить по утрам. Теперь я знаю: каждый раз мне снилось одно и тоже: авария, гудящее пламя и крики.
— Я попал в аварию, Инга. Мы ехали с женой ночью, шёл дождь, как сейчас. Не активный, конечно, обычный… Это было в Москве, — неожиданно всплыла новая деталь, что раньше я жил в Москве. Инга грызла галеты и слушала. — Бензовоз ехал слева, он должен был уступить дорогу, но не уступил… Автобус с детьми зажало у бортика трассы. Люди кричали, а я ничего мог сделать и пытался вытащить жену. А потом всё вспыхнуло. Это последнее, что я помню. Как попал на Украину, как очутился в Зоне, не помню.
Я щелкнул зажигалкой, посмотрел на язычок пламени и закрыл крышку. Жалко, что нет сигарет. До сегодняшнего дня я не помнил даже этого. Что из-за меня погибли дети, моя жена…
Инга осторожно дотронулась до рубцов на плече. Её прикосновение словно обожгло, и я вспомнил, как впервые увидел её. Может быть, опасения Инги насчёт моих сексуальных домогательств были не такими уж беспочвенными.
— Тебе, наверное, было очень тяжело.
Я смутился и ответил неожиданно резко.
— Ладно, давай спать. Завтра будет трудный день.
Одеяло было только одно, и я по-джентельменски оставил его девушке. Ныли мышцы, пощипывала рана на голове. Я выпил антибиотики из аптечки. «Надеюсь, этого будет достаточно… Если осколок так и остался в черепе, то мне срочно нужен врач, а ближайший врач только в Свободном. Или, может, я сам?» Вместе с аварией я отчетливо вспомнил клинику, где работал. Мысли роились в голове, словно стая беспокойных рыбин. События на базе, мои воспоминания, Инга… Инга, пожалуй, появлялась чаще всего. Её обнаженное тело, мокрые волосы, трогательное «я стесняюсь». Я подумал, что не усну, слишком много всего произошло за последние часы, и почти сразу уснул…
Глава 8. Огненный туннель
…У судьи была блестящая лысина. Он то и дело вытирал катящиеся по голове капельки пота. Старенький кондиционер, заставший ещё советскую эпоху, почти не разгонял жару.
— …в связи с состоянием здоровья суд разрешает вам заслушать приговор сидя…
Несмотря ни на что, я признателен судье. Процесс был долгий и действие обезболивающих заканчивалось, а «на руки», по совету психиатра, мне таблетки не давали. По его мнению, слишком велик был суицидальный риск. За последние полгода я часто вспоминал те краткие мгновенья клинической смерти, которые сохранились в памяти, — спокойствие и умиротворённость. «Кажется, это лучшее, что до сих пор было в моей новой жизни, начавшейся на больничной койке. Может, психиатр и прав, не стоит мне давать пузырёк…»
— …и учитывая отягчающие обстоятельства — управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения…
Я не слушал. Это не интересно. Кто-то должен ответить за смерть людей, за причинённый ущерб, а, кроме меня, никто не уцелел. В автобусе было двадцать восемь человек, и двадцать четыре из них — дети. Выпускной класс элитного лицея. Девочки в белых передничках, мальчики в неуютных костюмчиках праздновали последний звонок. Выпускники возвращались из ресторана, уставшие, но счастливые. И весь мир был открыт перед ними. От удара автобус прижало к бетонной ограде магистрали — моя машина заклинила двери. Когда через полторы минуты двадцать тонн высокооктанового бензина взорвались и воспарили огромным гудящим факелом, школьники всё ещё были в автобусе, как и моя Криста, зажатая в машине. До ожогового центра в Склифе довезли меня и ещё одну девушку. Её выбросило из окна ударной волной. Той самой, что отшвырнуло меня в придорожную канаву. Девочка умерла через несколько часов, не приходя в сознание: девяносто процентов ожогов не оставили ей шансов. Грязная вода в водостоке подарила мне спасительные тридцать процентов. В моих анализах крови обнаружили алкоголь. Это всё предрешило… Слова моего адвоката о нарушении правил дорожного движения водителем бензовоза остались без внимания. Пожар тушили несколько часов, и никто не отметил расположение машин на дороге. Многим было удобно обвинить во всем меня. Даже родителям Кристины… Они сидели в зале суда на втором ряду справа. Тёща куталась в траурный платок. Родители, чьи дети погибли, с ненавистью смотрели на меня. Я сидел в «стеклянном аквариуме» — справа и слева расположились охранники. Конвоиры говорили, что «клетку» из пуленепробиваемого стекла заказали для одного из олигархов, но он повесился в камере до суда. Вот мне и достался «стеклянный аквариум».