— …Орлов Кирилл Борисович приговаривается к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.
И тут зал взорвался.
— Убийца! — кричал седой мужчина в дорогом костюме, кажется, владелец какой-то фармацевтической компании.
— Верни мне дочь! — плакала женщина.
Охранники пытались успокоить толпу. Судья стучал молотком, но этот звук тонул среди разъяренных криков. Люди были взбешены слишком мягким, на их взгляд, приговором. Чего они хотели? Смертной казни? Пожизненного заключения?
Я тяжело встал (подживающие ожоги отозвались болью) и взглянул на лица, искаженные злобой. Зал замолчал — все смотрели на меня.
— Понимаю, вам тяжело… потеряли близких… — удалось с трудом произнести мне, и промелькнула мысль: «Что могут сейчас слова перед лицом этих людей, для которых я стал олицетворением смерти, воплощением из плоти и крови, которое можно ненавидеть?» — Поймите, я не убийца. Это был несчастный случай. В аварии погибла моя жена…
Меня обожгло стыдом… «Как я могу даже упоминать Кристину…» На какой-то короткий миг показалось, что люди поймут, но из первого ряда встал молодой парень лет двадцати. Я узнал Константина Кириенко, сына известного журналиста. В огне погибла его девушка, Маша. Я отвел глаза от юноши… Следователь показывал мне фотографии: обугленный череп — все, что осталось от молодой красивой девчонки. Победительницу юниоров по плаванью Машу опознали по скобкам на зубах. Пластины оплавились, намертво соединившись с челюстью.
— Ты убил Машку! — крикнул Константин, выхватывая пистолет.
Где парень взял оружие, как пронёс на процесс, неизвестно. Я смотрел на дуло и в тот момент забыл о стекле, ограждавшем меня. «Сейчас пистолет полыхнёт огоньком выстрела — и все закончится…» Прежде, чем охрана повалила на пол Константина, на стекле «клетки» появились три вмятины, окруженные ветвистыми трещинами. Я посмотрел на потрескавшееся, но так и не уступившее пулям стекло и обессилено сел на стул…
…Передо мной была крохотная коморка с туалетом в углу. В стене зияло маленькое окошко с решёткой. Мои руки сжимали горло мужчины. Всё его тело было в наколках. Сокамерник что-то кричал, широко разевая рот и обдавая меня запахом гнилых зубов. Мой бок пощипывал, роба была пропитана кровью: противник успел полоснуть заточкой.
— Прикончи его, Палёный! — одобряюще призывал один из сокамерников, кажется, тот же самый, что спровоцировал драку, рассказав, за что у меня срок.
Я перехватил мужчину за подбородок и резко дёрнул вверх и вправо. Раздался неприятный хруст. Руки сокамерника, что душили шею, обмякли. Я отбросил тяжелое тело и с удивлением посмотрел на мертвеца. У него были широко раскрыты глаза, а голова лежала под неестественным углом. На лице покойника застыло задумчивое, почти благородное выражение. Это был первый человек, которого я убил осознанно. «Почему я ничего не чувствую? Ни страха, ни раскаяния за совершённый поступок, ни облегчения, что остался жив. Ничего». Сокамерники молчали и смотрели на меня. По моему лицу текла кровь из разбитого носа. В дверях звенели ключи охраны…
…Подмосковный лес, пустая дорога… Охранник подтолкнул меня дулом автомата. Машина свернула в какой-то тупик, где только слепящий свет фар разгонял темноту. После убийства сокамерника меня перевозили в тюрьму строгого режима. На полдороги машина остановилась. Конвоиры выволокли меня на дорогу. Когда из подъехавшей «Ауди» вышел Костя, я всё понял. Он подошел к охраннику и протянул тугой сверток. Я почему-то не сомневался, что находится в пакете.
— Как договаривались…
Тюремщик, кажется, его звали Петр (второго конвоира со звездочками на форме, лейтенанта, я видел впервые), бегло посмотрел на меня, кивнул, протянул Косте пистолет и сказал:
— Оформим, как попытку к бегству. Стрелять будешь сам.
Парень побледнел, но взял оружие и пошёл ко мне. «Двое охранников с «калашами» и сын журналиста, пожелавший взять на себя роль палача…» — промелькнула мысль. В штанах у меня была спрятана заточка, та самая, что забрал у убитого заключённого. Кусок острого железа против трёх вооружённых людей… Почти так же нелепо, как с шашкой против танка.
Моросил мелкий дождик. Яркий свет машины слепил глаза. По бокам от мокрой дороги высились сосны. Спасительный лес, такой близкий и такой недосягаемо далёкий. «Только в кино герои умудряются убежать, когда им стреляют из автоматов вслед…» — подумал я.