Гарик улыбнулся.
— Здесь бывают чудеса. Новичкам не понять…
Привал закончился, и мы пошли дальше.
Бетон шоссе кое-где потрескался, подточенный временем и погодой. Но идти было сравнительно легко. Неожиданно в грязи справа возникли свежие следы гусениц — какая-то тяжёлая техника прошла здесь совсем недавно. Странные это были следы: начинались из ниоткуда, словно обрезанные ножом, и уходили метрах в ста впереди за поворот. Семён бросил вперёд гайку, но ничего не произошло, следовало идти дальше, но мы остановились. Что-то подсказывало — впереди неспокойно. Поэтому я совсем не удивился, когда Семён резко свернул с дороги. Я бы и сам поступил также. Кусты немного фонили, но не так как рыжий лес.
— Ты чего? — удивился Гарик. — Сам же говорил: лес, радиация.
— Тихо! — одёрнул его Семён.
Позади прозвучал звук работающего двигателя — и на дороге появились машины. Во главе колонны ехал армейский БТР с разметкой вооружённых сил Украины, позади — две походные лаборатории старой модели, построенные на платформе всё той же БТР. Из люка высунулся бородатый мужчина в оранжевом защитном костюме и стал оглядывать дорогу в бинокль.
— Я же его знаю, — сдавленно прошептал Андрей, — это же Володя Заморин, его группа пропала десять лет назад, когда их отправили на «Сферу» сразу после инцидента. Надо же, он совсем не изменился.
Колонна чуть затормозила, потом Заморин что-то сказал в рацию (за шумом двигателей слов было не разобрать). Машины, набрав скорость, проехали ещё метров сто и исчезли.
— Что это было? — спросил Андрей, когда мы снова выбрались на дорогу.
— Во временную петлю попали, — хмуро ответил Семён, — я, когда прошлый раз тут был, тоже самое видел. Как на плёнке: появляются из воздуха, проезжают, этот в люке что-то в рацию говорит, и так по кругу, — Семён сплюнул. — Страшная аномалия «лазоревый рассвет», никак его не почувствуешь, ничем не проверишь. Они ведь даже не понимают, что с ними происходит. Рано или поздно их отпустит, и поедут себе дальше. Только этих, скорее, поздно.
Позади снова послышался шум двигателей, и машины опять появились. Всё повторилось до мелочей: снова Заморин смотрел в бинокль и говорил в рацию. Я прислушался и на этот раз смог разобрать слова.
— Цвет неба меняется. Есть идеи, что это? — невидимый собеседник, видимо, пассажир одной из научных лабораторий, ему что-то ответил.
— Хорошо, продвигаемся вперёд, но очень осторожно…
Машины отправились за поворот, и шум моторов оборвался.
— А с ними можно поговорить, предупредить там, не знаю? — Меломан храбрился, но ему было явно не по себе.
— Предупредить, говоришь, — Семён ухмыльнулся, достал из рюкзака блокнот и торопливо написал на листочке: «Заморин, ты во временной петле, поворачивайте назад». В листок он завернул небольшой камешек и бросил на дорогу. Камень упал очень удачно, так, что хорошо было видно слово «назад». Снова послышался шум двигателей, на этот раз Заморин остановился, внимательно посмотрел на листок. Он вылез из бронемашины и развернул послание. Он несколько раз испуганно оглянулся. Потом крикнул.
— Здесь есть кто-нибудь?
Всё-таки он был хорошим учёным, сразу видно, не первый раз ходил в Зону. Он громко крикнул в рацию.
— Мы возвращаемся… — и побежал к БТР.
У меня вдруг появилась иррациональная надежда, что им удастся выбраться. Но Заморин вдруг остановился и посмотрел куда-то вверх.
— Небо… — совсем негромко сказал он и исчез вместе с машинами.
— Без толку это всё, — хмуро сказал Семён. — Через несколько минут опять повторится то же самое. Идём.
Последняя часть маршрута оказалась самой сложной: вдоль дороги выросли кусты гремучей колючки, растения опасного, если не знать, как с ним обращаться. Колючка реагирует на тепло и выстреливает зарядом игл со спорами. Мы бросали вперёд куртку, и она тут же становилась похожа на дикобраза, истыканного иглами. Если колючка сразу не попадала в тело, то она неопасна, а новые колючки вырастали только через несколько недель. Теоретически иглы не могли пробить ткань костюмов, но рисковать не хотелось: попав в кровь, споры прорастали с чудовищной быстротой.
— Почему «лазоревый рассвет»? — нервно спросил Андрей, когда временная петля с запертыми в ней учёными осталась далеко позади.
— Был один сталкер по кличке Живоглот. Так он тоже лет пять во временной петле просидел, — Семён ловко перепрыгнул через корягу и подал руку замешкавшемуся Меломану. — Только у него петля подольше была, часов восемь. Всё на дальний кордон приходил, отдавал хабар, забирал деньги, иногда садился за стол, даже перекусить успевал, и исчезал. А на следующее утро опять приходил, сдавал хабар. Сначала никто ничего не понял. Это потом уже говорили с ним, гнали прочь, даже убивали его пару раз, а всё без толку. На следующий день снова приходил и не понимал ничего. Потом отпустила его петля. Так он рассказал, что видел, как небо стало лазурным, а больше ничего. Вот так и назвали.