— На сколько ты поставил таймер?! — крикнул я, на бегу перепрыгивая через особенно длинное щупальце, пытавшееся ухватить меня за ногу.
— На тридцать секунд! — крикнул задыхаясь на бегу Виктор, он так и не бросил кейс, хотя щупальца были совсем рядом, ещё чуть-чуть и на кожу опустятся исходящие личинками присоски.
Нас спасла дверь: хлипкий засов и ржавые петли дали несколько драгоценных секунд, чтобы уйти глубже по туннелю. Мы успели отойти метров на пятьдесят, когда позади раздался глухой удар и тихий шелест сотен щупалец, устремившихся за нами. Четыре куска, полтора килограмма первоклассного военного пластида, от ударной волны не спастись. Мечущийся конус фонарика высветил металлическую крышку.
— Вниз! — закричал я, прыгая в темноту распахнутого люка, ведущего на нижние этажи. Внизу могло быть всё, что угодно. Аномалия, ещё один удильщик, а то и просто торчащие из бетона металлические прутья. Сухая земля больно ударила по ногам, сверху упала Ирина, вскрикнула, неудачно приложившись плечом о скобу, хоть бы мои любительские игры в хирурга выдержали. Писателю повезло больше: он зацепился за скобу и мягко отпрыгнул в сторону. Сколько у нас осталось времени до взрыва? Пять секунд? Меньше? Чуть не проломив мне голову, сверху тяжело брякнулся кейс, а следом прыгнул Виктор.
И тут у таймера закончился отсчёт. Был ли взрывпакет всё ещё в щупальцах удильщика или тот выбросил его по дороге, это было неважно. Значительная часть старых туннелей Припяти просто перестала существовать, огненная волна прокатилась по всему первому этажу, снося несущие стены и опорные конструкции, разнося в прах незадачливых существ, что оказались у нас на пути. Тяжело просела земля, посыпались камни.
Когда я пришёл в себя, у меня ужасно болела голова, фонарика под рукой не было. Я нашарил пульт управления хамелеоном и включил аварийный режим подсветки, костюм засветился неярко, но достаточно, чтобы осмотреться вокруг. Ирина лежала без сознания или мёртвая. Я снял перчатку и проверил пульс — без сознания. Рядом тяжело поднялся Виктор, схватился за затылок.
— Голова трещит, — я скорее угадал по губам, чем услышал. Из ушей Виктора тянулись струйки крови, я дотронулся до собственного уха: так и есть — и у меня барабанные перепонки лопнули, голова кружилась, судя по всему, ещё и лёгкая контузия. Меньше всего досталось Мельникову, он только был бледный, как полотно, видимо из головы не шли последние секунды жизни профессора. Из темноты вышла Инга, её хамелеон снова работал в режиме мимикрии и она казалась полупрозрачной тенью. Девушка положила тёплые ладошки мне на виски, и я зажмурился от удовольствия, головная боль прошла. Инга тихонько поцеловала меня в лоб и снова растворилась в темноте.
— Господи что это было? — прошептал писатель, и я с радостью заметил, что и слух ко мне постепенно возвращается
— Удильщик, морская звезда переросток, говорили, что это всё ерунда… — я вспомнил, как смеялись над рассказами про Удильщика в лагере, выдумки для идиотов значит?
— Эти щупальца… — его голос дрогнул. — Какая ужасная смерть.
Я подумал, что профессору как раз повезло умереть относительно легко, но промолчал: смерть всегда смерть.
Виктор старательно разгребал камни в том месте, где из под завала выглядывал краешек армированного кейса. Дался ему этот чемодан, что он в нём тащит?
— Что делать теперь будем? — Ирина тяжело привалилась к стене. — Есть курить?