Уильям Шекспир
Монолог «Быть или не быть…»
в русских переводах XIX-XX веков
To be, or not to be: that is the question:Whether ‘tis nobler in the mind to sufferThe slings and arrows of outrageous fortune,Or to take arms against a sea of troubles,And by opposing end them? To die: to sleep;No more; and by a sleep to say we endThe heart-ache and the thousand natural shocksThat flesh is heir to, ‘tis a consummationDevoutly to be wish’d. To die, to sleep;To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;For in that sleep of death what dreams may comeWhen we have shuffled off this mortal coil,Must give us pause: there’s the respectThat makes calamity of so long life;For who would bear the whips and scorns of time,The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,The pangs of despised love, the law’s delay,The insolence of office and the spurnsThat patient merit of the unworthy takes,When he himself might his quietus makeWith a bare bodkin? who would fardels bear,To grunt and sweat under a weary life,But that the dread of something after death,The undiscover’d country from whose bournNo traveller returns, puzzles the willAnd makes us rather bear those ills we haveThan fly to others that we know not of?Thus conscience does make cowards of us all;And thus the native hue of resolutionIs sicklied o’er with the pale cast of thought,And enterprises of great pith and momentWith this regard their currents turn awry,And lose the name of action. – Soft you now!The fair Ophelia! Nymph, in thy orisonsBe all my sins remember’d.
Быть иль не быть – таков вопрос; что лучше,Что благородней для души: сносить лиУдары стрел враждующей фортуны,Или восстать противу моря бедствийИ их окончить. Умереть – уснуть –Не боле, сном всегдашним прекратитьВсе скорби сердца, тысячи мучений,Наследье праха – вот конец, достойныйЖеланий жарких. Умереть – уснуть.Уснуть. Но сновиденья… Вот препона:Какие будут в смертном сне мечты,Когда мятежную мы свергнем бренность,О том помыслить должно. Вот источникСтоль долгой жизни бедствий и печалей.И кто б снес бич и поношенье света,Обиды гордых, притесненье сильных,Законов слабость, знатных своевольство,Осмеянной любови муки, злоеПрезренных душ презрение к заслугам,Когда кинжала лишь один удар –И он свободен. Кто в ярме ходил бы,Стенал под игом жизни и томился,Когда бы страх грядущего по смертиНеведомой страны, из коей нетСюда возврата, – не тревожил воли,Не заставлял скорей сносить зло жизни,Чем убегать от ней к бедам безвестным.Так робкими творит всегда нас совесть,Так яркий в нас решимости румянецПод тению пускает размышленья,И замыслов отважные порывы,От сей препоны уклоняя бег свой,Имен деяний не стяжают. Ах,Офелия. О нимфа, помяниГрехи мои в своей молитве.
Быть иль не быть – вот он, вопрос. Должна лиВеликая душа сносить удары рокаИли, вооружаясь против потока бедствий,Вступить с ним в бой и положить конецСтраданью…Умереть – заснуть… и только.И этим сном покончить навсегдаС страданьями души и с тысячью болезней,Природой привитых к немощной плоти нашей…Конец прекрасный и вполне достойныйЖеланий жарких…Умереть – заснуть…Заснуть… быть может, видеть сны… какие?Да, вот помеха… Разве можно знать,Какие сны нам возмутят сон смертный…Тут есть о чем подумать.Эта мысльИ делает столь долгой жизнь несчастных.И кто бы в самом деле захотелСносить со стоном иго тяжкой жизни,Когда б не страх того, что будет там, за гробом.Кто б захотел сносить судьбы все бичеваньяИ все обиды света, поруганьеТирана, оскорбленья гордеца,Отверженной любви безмолвное страданье,Законов медленность и дерзость наглеца,Который облечен судьбой всесильной властью,Презрение невежд к познаньям и уму,Когда довольно острого кинжала,Чтоб успокоиться навек… Кто б захотелНести спокойно груз несчастной жизни,Когда б не страх чего-то после смерти,Неведомой страны, откуда ни одинЕще доселе путник не вернулся…Вот что колеблет и смущает волю,Что заставляет нас скорей сносить страданья,Чем убегать к иным, неведомым бедам,Да, малодушными нас делает сомненье…Так бледный свой оттенок размышленьеКладет на яркий цвет уж твердого решенья,И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдругОстановить важнейших дел теченье.О если б… Ах, Офелия… О Ангел,В своей молитве чистой помяниМои грехи.
Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей, – конец желаннейший. Умереть – заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть – вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. – А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.