– Понимаете…, – Роузи не успела даже повернуться к ней.
– Нет, я не понимаю, почему современные люди не стремятся взять поистине законный брак. Вы же сегодня видели, как красив и чист этот обряд. Мне кажется, вам нужно остаться еще на несколько дней и сходить в церковь. Я организую небольшой праздник. У тебя же есть более скромные платья? Желательно белые. Голову укроем тебе моим шелковым шарфом. Тридцать пять лет назад я тоже прошла в нем этот обряд. И видишь, мы всё еще счастливо живем вместе. А знала бы ты сколько бед случилось уже на нашем пути. Но Бог сохраняет наши узы. Возможно, служители церкви помолятся за вас, и я вскоре стану бабушкой.
Выйдя из своеобразного транса, в котором все слова свекрови превратились в приглушенные звуки, Роузи прервала её высокие рассуждения.
– Вы знаете, что я уважаю вас. Очень ценю и люблю вашего сына. Но церковь – нет. Она не вызывает ни восторга, ни жалости, ни почтения. Церковь – это обман. В ней нет ни капли чистого и искреннего. Хотя, знаете, все-таки заблудшие и звучащие, как эхо в пустом здании, ноты чистосердечности есть. Их произносят люди, наивно верующие во внеземную помощь. Их плач и мольбы – всё, что делает эти здания и их служителей сильными.
– Что ты такое говоришь, Роза? – со слезами на глазах и сердитостью в голосе, проговорила Надежда.
Возможно, эта дискуссия продлилась бы еще очень долго и неизвестно чем окончилась бы. Но продолжить её помешала Юлия, которая видя всю ситуацию, подозвала официанта с шампанским.
– Спасибо, – Роузи расплылась в улыбке и повернулась к Юлии, желая окончить этот не весьма приятный разговор.
– Как тебе мой наряд? – Юлия зыркнула на мать, давая ей понять, что сейчас не лучшее время для ссор.
Роузи с ног до головы осмотрела Юлию. Её белокурую кожу обрамляло изящное молочное платье в пол. Нежный шелк красиво струился вниз по точенной фигуре, немного приоткрывая грудь и правую ногу до середины бедра.
– Откровенный образ для невесты. – Роузи еще раз посмотрела на Юлию, но уже в отражении зеркальной стены в зале для бракосочетания.
В нем невеста казалась еще стройнее. В зеркале сейчас можно было разглядеть сияние её счастливых глаз. Но Роузи это огорчало. Возможно, из-за того, что на её фоне она выглядела чуть смуглее и чем-то походила на кубик, усыпанный конфетти. Быть может, грустно ей стало от догадки, допущенной буквально минуту назад. Рассматривая Юлию, Роузи обратила внимание на округлый живот.
«Нет! Я не могу ошибаться» – думала она про себя, вспоминая каждый раз при котором рассматривала женщин и девушек, ждущих ребенка.
На самом же деле Роузи была права, и невеста, тихо шепнув:
– Никому не говори, – отдернула платье и повернулась к приближающемуся гостю.
Ошарашенная, Роузи все глубже ныряла в свое отражение. А платье ей действительно шло. От самых щиколоток золотистая нить подчеркивала изящность и красоту тела. Медные кудри так и притягивали взгляды гостей. И этому она тоже удивлялась, ведь густой волос без особых стараний, да еще и в спешке, собран заколкой с большим рубином на быструю руку в такси.
В этот момент она совсем забыла про Джона. Теперь она уже разглядывала то гостей, то интерьер кафе. Потом резко повернулась к Роману, подхватила его под руку и не скрывая раздражения и досады, прошипела:
– Скажи мне, муж мой дорогой, зачем мы находимся тут? Мы веселимся тут? Или знаем на этом празднике хоть одну смертную душу?
– Роузи?! – удивленно осведомился он.
– Что? Что, Роман? О нас все забыли. Никто даже не интересовался как мы добрались и где остановились. Я уже не хочу ничего говорить про твою мать и новости от Юлии.
– Давай поговорим в более спокойной обстановке, хорошо? Милая, тебе просто не хватает привычного внимания, – Роман всунул в её сжавшиеся крохотные кулачки бокал шампанского. – Посмотри вокруг! Они молоды, им весело! Что мешает нам расслабиться хотя бы на один вечер?!
– Вот именно! Я чувствую себя старой и совсем неинтересной. Ненужной, если хочешь! – она резко подняла бокал и выпила его содержимое.
Как бы дальше не проходил свадебный вечер, для Роузи всё стало однотонным. Под конец вечера она сидела на мягком коричневом диване около бара и скептически рассматривала гостей, фуршет и окружающую её мебель.
Интерьер этого кафе уже давно устарел. Это было заметно по облупившейся краске на стенах зала, потрескавшемся кафеле и непонятному современной молодежи музыкальному аппарату. Единственным современным элементом была только разноцветная барная стойка с подсветкой вдоль всей поверхности и зеркалом в центре. Но даже её, по мнению Роузи, удалось испортить абсолютно не подходящей для этого заведения надписью «Pafos».