Такой ритм приезжим рабочим приносил немалые деньги и обеспечивал жильем, но не давал ни одного выходного, и даже возможности побыть вместе. Стоит ли говорить, что еще после переезда в польский городок с иллюзиями об удачно сложившейся жизни, Роузи задумалась о детях? Но её избранник всячески отговаривал её от этой мысли, ссылаясь на отсутствие квартиры, финансов и других возможностей. Ей казалось, что переезд в Румынию всё исправит, но им удавалось находиться рядом только во сне, около трех часов в сутки. О совместных прогулках и близостях уже давно оба позабыли.
На тот момент близился двадцать шестой день рождения Роузи, а Ро́ман уже как несколько месяцев находился в этом возрасте. И только в свои именины, сотруднику отеля давался выходной. В феврале Ро́ман посвятил свой выходной Роузи. Он весь день сидел у бара ресторана и заказывал сок. Медленно потягивая его, он с улыбкой наблюдал за нею. Целый день любования невысокой, худощавой и загоревшей, под солнцем курорта, Роузи, вечером сменился приятным общением. Они без умолку говорили о происходящем вокруг, смеялись над шутками сидящих рядом клиентов и часто говорили, как они друг друга любят. В свой крохотный домик из комнаты, кухоньки и уборной, они возвращались, когда уже светало, крепко держась за руки. Им осталось спать какие-то два-три часа, но они не спешили, молча наслаждаясь компанией друг друга. Потом Роузи резко остановилась, радостно обняла Романа и всунула в его руку маленький серебряный свёрток, поцеловав его.
Пока она принимала горячий душ, он аккуратно снял голубую ленту и развернул подарок. Там лежали ключи с письмом, быстро написанным от руки самой Роузи: «Любимый, с Днём твоего Рождения! Знаю, что весь день ты будешь всего в нескольких метрах от меня, но мы, как всегда, не сможем поговорить по душам. Мне и грустно, и радостно одновременно. Я даже не представляю лучшего подарка! Это чудо! Нет, конечно, это просто кусок метала, выплавленный в зубчатый ключ. Но это, кажется, наш шанс на жизнь! Его мне переслал отец около двух недель назад, а потом позвонил, чтобы убедиться, что посылка дошла. Тогда он мне и рассказал, что его усердная работа не прошла даром. Он больше не хочет слышать о том, как мы работаем по двадцать часов в сутки. Поэтому он потратил все свои сбережения на квартиру для нас. Представляешь, только ты и я! За эти два года в Румынии мы с тобой заработали достаточно, чтобы некоторое время не думать о работе, еде и том, как будем жить. Хочешь, сначала отправимся на отдых?! Мы так давно не нежились на солнце, не погружались в соленную морскую воду… Давай уедем от сюда! Бросим всё и вернемся домой. Обустроим в новой квартире все так, как нам захочется. Даже если придется потратить все, что я заработала. Я правда хочу этого. Нам уже пора обзавестись местом для нас, а может, уже пора перестать нашей семье, состоять только из нас двоих?».
Дочитав, он сидя на краю кровати, опустил письмо вниз и еще раз посмотрел на золотистые ключи: «Перестать семье состоять из нас двоих! Как же ей объяснить?».
В тот момент Роузи вышла из душа и вдруг остановилась. Она увидела в его взгляде не радость, а грусть и отрешенность.
– Что случилось? Я что-то не так написала, обидела тебя чем-то? – она присела около него.
– Роузи, дорогая, – он взял её за руки, – мы не можем вернуться домой. Разве мы этого хотели? Неужели для этого скитались по странам и не спали ночами, чтобы вернуться обратно? Туда, где нет перспектив, где все наши кровные деньги мы растратим быстрее, чем заработали?
– Я устала… Мне хочется жить как все люди. Осточертел уже этот крохотный домик с желтыми стенами, эти люди. Я устала возвращаться и видеть, как ты спишь, прислоняться к тебе всего на пару часов и снова прощаться. Нам пора отдыхать. Мы с тобой уже не так молоды, чтобы не жалея себя, работать ради денег, которые все равно не тратим. Я хочу детей. Хочу дом и машину, красивый сад с цветами! А здесь что? Мы даже животное, даже тихого маленького хомяка не можем завести из-за правил отеля.
– Родная, мне тоже не хватает общения с тобой. Но давай ещё немного потерпим. Ещё год или полтора, два, а потом все сделаем так, как ты захочешь. Купим себе тут дом или вернемся в Польшу. Помнишь, как тебе нравились исторические улочки города, и пицца в кафе за общежитием? Я еще помню, как однажды ночью проснулся, а тебя нет рядом. Ты тогда через несколько минут вернулась с большой пиццей с салями и грибами, а еще обожженными малиновым чаем пальцами, – он усмехнулся.
На этом их разговор о детях закончился. Он считал, что ещё рано говорить об этом, и даже не догадывался о затаившейся обиде на него, даже спустя два месяца после этой беседы.